Карьера его была стремительной.
Злые языки утверждали, впрочем, что таковой она стала после женитьбы на удивительно скучной и некрасивой женщине — дочке легендарного революционера, национального героя, падшего, как и полагалось героям того времени, от рук интервентов.
Позже он сам выведет формулу своего брака и скажет: «Я женат на национальном достоянии»
Это случиться значительно позже, когда он станет настолько силен, что сможет позволить роскошь смеяться над собой.
А поначалу за плечами у него была только молодость, и даже не красота — никому бы в голову не пришло назвать его красивым — но какое-то странное, звериное обаяние: внутренняя сила, в сочетании с коварством и хитростью.
Уже тогда он умел необъяснимым образом подчинять людей, парализуя их волю, и тасовать потом, как фигурки на шахматной доске.
Позже этот талант будет доведен до совершенства.
Однако ж, поначалу одного таланта было недостаточно.
Нужен был доступ к тем людям, которых имело смысл передвигать по черно-белым квадратам жизни. Не пристало гроссмейстеру играть на дешевой фанерной доске, купленной за рубль двадцать в магазине «Канцтовары».
Женитьба позволила ему прикоснуться к фигурам, выполненным из дорогих пород дерева, позже — драгоценных металлов и камней.
Но — позже.
Все это много позже, пока же он остро чувствовал — порой, впрочем, совершенно точно знал — как презирают его молодые интеллигенты — приятели эстетствующей жены, истарые партийные зубры — недобитые интервентами и соратниками друзья вдовствующей тещи.
Знал, но терпеливо сносил все.
Только запоминал крепко.
Потрепанный журнал доставили ему в кабинет.
Он бегло пробежался по страницам, и не нашел ничего, что затронуло бы душу.
Только снова, в который уже раз, убедился в том, насколько чужда ему вся эта заумь.
Однако ж, название чуждого бестселлера прилипло к памяти, как прилипает случайная мелодия и, оказалось, надолго.
Уже достигнув вершин, он вдруг сообразил, что людям такого ранга редко удается избежать прозвищ, в большинстве — легкомысленно-небрежных, порой — откровенно унизительных.
Тогда пришла ему в голову идея назваться Патриархом.
Легкость, с которой претворялись в жизнь все его интриги, присутствовала и в этом эксперименте.
Люди из окружения вроде бы совершенно непроизвольно, и только в своем кругу, стали называть патрона Патриархом.
Их примеру немедленно последовали лояльные журналисты.
Нелояльные — называли «красным бароном» и диктатором, сравнивая Пиночетом, Сталиным и даже Иваном Грозным.
Таковых, впрочем, оставалось немного.
Раньше он сам избавлялся от неугодных.