Вероника не могла поверить своим ушам.
– Я понятия не имела ни о чем подобном.
– Разумеется. Мои сожаления я не выставляла напоказ и никогда не говорила об этом ни с кем.
– Я подозревал, – тихо произнес отец.
– Ты, дорогой брат, мог, конечно, понять, что такое сожаление, но в своих горестях ты по крайней мере не виноват. – Она усмехнулась. – Тебя постигло несчастье, а я… просто дура. – Лотте повернулась к племяннице: – Тебе никогда не приходило в голову, почему я так одержима идеей членства женщин в Клубе путешественников?
– Потому что женщинам не следует отказывать в этом из-за того лишь, что они женщины, – не колеблясь, ответила Вероника.
– Это, конечно, официальная причина, но… – Лотте сделала глубокий вдох. – Это дает мне возможность поспорить с Хьюго. Ничто в жизни меня так не воодушевляет, как поспорить с этим человеком. У меня просто кровь бурлит в жилах.
У Вероники перехватило дыхание.
– Ты до сих пор его любишь?
– Я ненавижу саму землю у него под ногами.
– Да, мы жалкое семейство, – с кислой усмешкой произнесла бабушка.
– Ты, оказывается, все это время не спала? – изумилась Лотте.
– Я спала ровно так же, как и в мои
особыемоменты. Сколько интересного можно узнать, когда все думают, что ты не в себе или спишь. – Она устремила на Веронику твердый взгляд. – Насчет сливового пудинга я не шутила. Если его не подадут, я расстроюсь. – Она вздохнула. – Это – единственная моя радость на Рождество. И в этом виноваты мои дети, да и я тоже. Ты… – Она повернулась к сыну. – Ты должен был уже давно оставить свое горе позади.
– Я думал, что уже это сделал, – ответил он.
– Возможно. – Бабушка кивнула. – Но ты замкнулся. Тебе было легче жить так, чем измениться. Милый мальчик, я знаю, как это трудно. Твой отец умер тридцать лет назад, а я все еще жду, что вот оглянусь и увижу его, или услышу его голос, или почувствую, как он дотронулся до моей руки. Но у тебя была дочь, которой ты совсем не занимался. Что касается тебя… – Она повернулась к Лотте. – Ты утратила любовь к жизни, потому что была слишком упряма, чтобы согласиться с тем, что то, чего хотел он, было так же важно, как и то, чего хотела ты.
– Я знаю это. – Лотте гневно взглянула на мать. – Успела понять за четверть века.
– Может… еще не слишком поздно? – осторожно спросила Вероника.
– Ты, очевидно, более романтична, чем кажешься. Слишком поздно что-либо менять. Я потратила столько сил, сознательно действуя ему на нервы все эти годы. К тому же… – Лотте повела плечами с таким видом, будто ей было безразлично, – он меня презирает.