Тобиус сконцентрировался и телекинетическими «щупальцами» отодвинул тушу. Не мешкая, варвар выполз из-под мертвого скакуна, но подняться сразу не смог, упал. Кости зуланов были невероятно прочны и гибки, так что всадника не постигла судьба Адриана Оленвея с его раздробленной берцовой костью, но правая нога временно отказывалась служить. Судя по тому, как дикарь шипел от боли, восстанавливающийся кровоток причинял немалые мучения. Тобиус стоял неподвижно, ждал. Он надеялся, что зулан, как только почувствует себя лучше, бросится на него с мечом, и тогда он, Тобиус, прикончит эту тварь. Тем больше было его непонимание и удивление, когда одноглазый стянул со звероящера грубо сшитые седельные сумки, закинул их себе на плечо и стал пятиться, уходя в ночь. Он сильно хромал на правую ногу, опирался на длинный меч, как на посох… и улыбался. Кровожадный людоед не только не попытался напасть, он даже не совершил ни одного лишнего движения в сторону мага — и просто убрался в темноту, широко скалясь.
Маг остался в весьма смешанных чувствах.
Густой белый туман поднимался от речной воды и окутывал стены пограничной крепости Кальп, превращая ее в плоский черный силуэт, зловеще торчащий посреди широкого речного потока.
Тобиус добрался до цели своего следования в сумерках, но не рискнул выйти на берег великого Якона. Он боялся. Нить, которая тянула его вперед, указывала на древнюю твердыню, но это не значило, что магу стоило идти туда. В конце концов, он мог оказаться внутри в качестве ужина для зуланов, если они уже захватили этот аванпост.
Путеводная Нить не всегда приводила мага к желаемому, ее задача состояла в том, чтобы провести его по жизни к его судьбе, а судьба некоторых волшебников и заключалась, увы, в бесславной смерти. Было бы неудобно, думал серый магистр, оставить самую долгую память о себе в виде кусочка мяса, застрявшего меж зубов какого-нибудь дикаря.
Тобиус медленно перебирался по деревьям, на большой высоте. У тех зеленых исполинов даже самые низкие ветви росли на расстоянии шестидесяти-семидесяти футов от корней. Он надеялся увидеть хотя бы отсвет факела на стенах, услышать хотя бы отзвук человеческого голоса (желательно не вопля агонии), любое подтверждение присутствия людей сгодилось бы. Тобиус уселся на толстой ветке, скрестив ноги, и уставился на зловещий силуэт Кальпа. Он слушал голоса охотящихся ночных птиц, рычание рыскающего внизу зверья и звуки жестоких потасовок между волками и мелкой нечистью, которой кишели леса Дикой земли. Один раз ему почудилось, что над деревьями пролетает кровавый охотник, и волшебник в ужасе замер, покрываясь холодным потом, но оказалось, что это был всего лишь гигантский ночной мотылек.