А что же на самом деле?
В цитированных воспоминаниях о деле Засулич А. Ф. Кони обмолвился, что, посетив раненого градоначальника в день покушения, Александр II более не навещал его и вообще «стал к нему хладеть». И объясняет Кони это тем недовольством, которое в государе вызвала якобы произнесённая Треповым фраза о пуле, предназначавшейся императору. Если такая фраза действительно прозвучала, то значит, Трепов увидел за покушением на себя заговор против царя. Прав он был или нет, но в той ситуации, которая сложилась вокруг престола, стороной, заинтересованной в гибели царя, была, безусловно, «партия императрицы». Со смертью Александра II снимался вопрос о наследнике и о политическом будущем сторонников этой «партии».
Интересно, однако, что эта фраза, по предположению Кони, вызвала крайнее неудовольствие государя и даже охлаждение его к верному слуге. Очевидно, огласка версии заговора в пользу наследника (именно так должны были истолковать слова Трепова «информированные» головы) давала в руки противоположной стороне слишком сильное оружие. Возможно, и самого Трепова царь заподозрил в содействии «партии Константина». Это могло стать одной из причин истолкования покушения как дела сугубо личного.
С другой стороны, если Трепов действительно после 1874 года в какой-то степени сблизился с «партией Константина», то противоположная группировка была заинтересована в том, чтобы максимально скомпрометировать его в глазах той самой либеральной публики, которая служила опорой «партии Константина» в обществе. Надо сказать, что у Трепова, как у всякого сановника, оказавшегося на пересечении интересов противоборствующих группировок, было много врагов со всех сторон. С министром внутренних дел Тимашевым его отношения были сложными, с товарищем министра князем Лобановым-Ростовским, курировавшим работу тюрем, – натянутыми, с директором Департамента полиции Косоговским – прямо враждебными. Что уж говорить о III Отделении! Тут градоначальника терпеть не могли – и вследствие его личной вражды с Шуваловым, и в силу извечной неприязни между полицией и жандармерией.
Сотрудники III Отделения вели следствие по «политическим» делам и постоянно вербовали агентов в революционной молодёжной среде. Они были хорошо информированы о нарастающей в этих кругах ненависти к власти, во многом спровоцированной бессмысленными репрессиями, о том, что среди этой молодёжи всё больше сторонников индивидуального террора, что там ждут не дождутся, когда явится герой с кинжалом возмездия в руках. В этих обстоятельствах в поле зрения жандармских офицеров попадает Вера Засулич, безвинно пострадавшая, горящая желанием на исходе молодости совершить подвиг ради счастья человечества. Как орудие для нанесения удара по Трепову она идеальна: тиха, чиста, самоотверженна, терпелива – словом, идеал русской девушки. Даже сербская фамилия пригодилась: борьба сербов за независимость от Турции привлекала куда более пламенный интерес столичной общественности, нежели действия русской армии на Балканах. В общем, образ Веры Ивановны как нельзя лучше подходил для постановки пьесы в жанре «Красавица и Чудовище». Особенно по контрасту с Треповым – сильным, грозным, облечённым властью. Надо было указать ей врага, направить её руку. Вот и направили – чины III Отделения через своих агентов в среде революционной молодёжи.