романом, что было бы не под силу и такому таланту, как г. Тургенев, а
двумя замечательными романами, принадлежащими двум разным художникам, ошибавшимся и касательно выводов, которые могут быть сделаны из основной идеи их произведений. Г. Гончаров думал, что на смену Обломовых идет поколение практических Штольцов, между тем как настоящая смена явилась в образе Базарова; г. Тургенев думал противопоставить Базаровым великого и малого рода их менее развитых отцов и забыл, что истинный родоначальник всех Базаровых есть Обломов, уже давно показанный нашему обществу. Отцы г. Тургенева поэтому кажутся и будут казаться подставными отцами, не имеющими ни малейшей связи с своим племенем, кроме акта рождения, очень достаточного для признания духовного родства между членами ее. По крайней мере для нас слова – «обломовщина» и «базаровщина» – выражают одно и то же представление, одну и ту же идею, представленную талантливыми авторами с двух противоположных сторон. Это художественные антиномии. И так велико значение творческих типов, хотя бы и обязанных своим происхождением понятию, что одно призвание их открывает мгновенно длинную цепь идей и выясняет отвлеченную мысль до последних ее подробностей. Это лучезарное действие художественных образов свойственно и нашим замечательным близнецам – Обломову и Базарову. Просим извинения у читателя за длинное отступление и возвращаемся к нашему автору.
Для того однако же, чтобы типы-понятия достигали полноты содержания и жизненности, необходимо одно условие: для этого требуется именно, чтоб сама мысль, которой они обязаны своим происхождением, родилась из непосредственного созерцания общества, из проникновения, так сказать, в глубь его психического настроения, из перехваченной тайны его существования. Не то мы видим у г. Помяловского. Процесс образования его типов следовал другому пути. Они прежде всего зародились в голове автора, как предположения, как возможности, которые, хотя прямо и не вытекают из жизни, но и не отрицаются положительно. Олицетворив эти предположения и возможности, он пустил их в свет, где они значительно отличаются от других существ и производят довольно странное впечатление. Публика следует за ними с каким-то странным любопытством, похожим на то, которое окружает на улице неизвестное лицо в чужом костюме и с признаками другой национальности, инородного и далекого происхождения. Такое лицо может даже возбудить участие и ласковый прием со стороны туземцев, благодаря тому, что вносит неизвестного рода новизну и разнообразие в обычное течение жизни, но представителем их настоящих симпатий и склонностей никогда не сделается. Можно даже показать исходную точку типов г. Помяловского еще ближе. Если не обманывает нас догадка, то в обоих типах своей повести автор намеревался изобразить собственные идеалы разумно-ясного существования с одной стороны, а с другой – гениально-беспутного пробования различных мотивов жизни, которое является как потребность неудовлетворительного призвания к деятельности. Но оба типа мало удались именно потому, что задуманы уединенно, самопроизвольно, отчего ни