Он то ли спрашивал, то ли утверждал, и все снова замолчали, охваченные надеждой и ожиданием.
Игорь не участвовал в разговоре, но был, как все, глубоко взволнован им. Еще бы! Он и сам в своих повседневных профессиональных занятиях, в этой зачастую изнурительной, кропотливой до бессмысленности работе рядового историка всегда ждал, смутно надеялся, что когда-то, может быть, скоро, с каким-то последним ярким штрихом вдруг сложится и откроется ему и всем единая, четкая и стройная картина мира, картина жизни на земле со всеми ее законами, движением, целью и смыслом, — настолько яркая и четкая, что это сразу окупит всю муку мелочной повседневности целых поколений ученых, по крупице складывавших такую картину. Самой затаенной его мечтой было самому найти решающий штрих или хотя бы стать свидетелем его отыскания. Эта-то мечта намертво привязала его к той профессии, которую он когда-то выбрал почти случайно, а теперь иной для себя просто не мог представить.
Экспедиционный фургончик завершил один из своих бесчисленных поворотов и оказался на верхней точке перевала. Еще секунда — и впереди вдруг сразу открылась неповторимая панорама Гималаев на восходе солнца: стена пиков, медленно выступающих из тьмы, вознесшаяся в небо масса скал, льда, снега, вереница громад, каждое мгновение меняющих свой облик под первыми лучами косматого, багрового светила.
А за перевалом, приближаясь с каждым витком серпантина, замелькали впереди контуры потемневших от времени руин. Это был монастырь принцессы Чарумати. Он стоял в высокой, суровой седловине, на фоне близких вершин и неба: остатки мощных крепостных стен из грубо тесанного гранита, колонны, разрушенные часовни, чайтьи[8], террасы и за ними — мощный белоснежный холм с кубом и золотым зонтом над ним — Великая ступа Ташинатх.
Через несколько минут они уже шли к запечатанному входу. Шли, не успев перенести вещи в экспедиционные палатки, не успев переодеться в рабочую одежду, махнув рукой на обед, на отдых, на устройство… Шли молча, торопливо и все ускоряли шаги. Шарма даже не показывал дорогу, четверо археологов будто чувствовали, куда идти. Руины стен, давно обвалившиеся потолки, рухнувшие колонны. Дальше, дальше. Все теснее переходы, все уже каменные коридоры, все темнее кельи без окон.
Поворот, зал, расчищенный от грязи и обломков, спуск по каким-то уступам, еще один, последний поворот, и тут Шарма с нелепым, пронзительным всхлипом: «А!» вскинул руки и застыл на месте. Вздрогнув от крика, застыли остальные.
Никакой двери, никакого запечатанного входа в каменной стене не было. Да и самой каменной стены не было. Они стояли перед горой скальных обломков, булыжника и щебня, наглухо заваливших проход. Впечатление было такое, что здесь кто-то ударил исполинским кулаком, ударил яростно, в безрассудном гневе, обрушив свод над проходом, обрушив боковые своды, словно раздавив весь коридор.