— Я ничего не объясняю. Эмилия собрала ночью свой чемодан и покинула меня. Вы, наверное, заметили, что некоторые ее вещи отсутствуют.
— Откуда мне знать, что именно принадлежало ей?
Литтлер бросил взгляд на фотографию моей жены, которую я ему дал.
— Не хочу вас обидеть, но почему вы на ней женились?
— По любви, разумеется.
Нелепость подобного утверждения была столь очевидна, что даже сержант не смог этому поверить.
— Ваша жена была застрахована на десять тысяч долларов, не так ли? И наследуете ей вы?
— Да.
Страховка, конечно же, сыграла не последнюю роль в ее ликвидации, но это не было главным мотивом. Я избавился от Эмилии по той простой причине, что больше уже не мог ее выносить.
Я не хочу сказать, что женясь на ней, находился под воздействием неистовой страсти. Это не в моей натуре. Думаю, если я решился испить радостей супружеской жизни, то скорее из-за того, что не смог устоять перед чувством панургической вины, рано или поздно порождаемой затянувшимся холостячеством.
Эмилия и я были служащими Маршалл Пэйпер Продактс Компани, я главным бухгалтером, она прилежной машинисткой, бедной и без особых перспектив на замужество.
Она была незаметной, молчаливой и замкнутой. Желанием принарядиться не отличалась, ее разговоры никогда не поднимались выше замечаний о погоде, а умственная гимнастика ограничивалась неежедневным разгадыванием кроссвордов.
Короче, она была идеальной супругой для человека, считающего брак скорее полюбовной сделкой, чем романтическим приключением.
Но удивительно как, утвердившись в браке, незаметная, молчаливая и замкнутая женщина может превратиться в решительную мегеру.
Она могла бы, по крайней мере, испытывать ко мне чувство определенной признательности.
— Как вы ладили друг с другом?
Как комоды. Но я сказал:
— У нас были свои маленькие разногласия, но разве это не общий удел?
Однако сержант, похоже, располагал более подробной информацией.
— По словам ваших соседей, вы ссорились не переставая.
Под соседями он, надо полагать, разумел Фреда и Вильму Триберов. Поскольку мой участок угловой, их дом единственный был мне соседним.
Сомнительно, чтобы Эмилию можно было услышать в следующем владении, у Моррисонов. Хотя исключить нельзя. Набирая вес, она набирала и голос.
— Триберы слышали, как вы бранились с женой каждый вечер.
— Только когда сами переставали скандалить. И неправда, что они слышали нас обоих. Я никогда не повышаю голос.
— Последний раз вашу жену видели живой в пятницу вечером, когда она возвращалась домой.
Да, она вернулась из магазина самообслуживания с замороженными блюдами и мороженым. Это почти единственная ее уступка кулинарному искусству. Завтрак я готовил себе сам, ланч устраивал в кафетерии Клуба, а вечером был выбор — приготовить обед самостоятельно или провести сорок минут в переполненном ресторане.