– Я раб, я царь, я червь, я бог!..
– Дыры же – две. В одну входит, в другую выходит.
– Человека же два… Един был мытарь, а другий фарисей…
– Вы фарисей, Павел Петрович!
– Это я-то?! Да кто больше мытарствовал моего!..
– Это все равно, в какую дыру вам гордыня залетит. Нечем хвастаться. Нынче фарисей куда больше мытарь, чем вы. Фарисей стал мытарем, а мытарь – фарисеем.
– Два человека вошли в храм…
– И оба не вышли.
– Нет, именно оба вышли. Два мытаря вошли в храм, а два фарисея вышли.
– И получился Прометей!
– Не Прометей, а Данко. Прометей был до Рождества Христова.
– А пошли бы вы… со своим прогрессом! Колесо, огонь, рычаг… Рабство – вот единственное изобретение человека.
– Прометей изобрел не огонь, а самогонный аппарат. Поэтому у него были нелады с печенью. Цирроз – в переводе «орел».
– С какого?
– С медицинского.
– «Сидеть орлом» – оттуда же?
– Не исключено. Пьянство – это чревоугодие?
– Спорный вопрос. «Ешьте, пейте. Это тело мое и кровь моя…» Кто сказал?
– С одной стороны…
– С одной стороны не бывает. Дыры же – две…
– Только одна сторона и есть. Как там? «Пока не станет живое мертвым, а мертвое живым…»
– Внешнее – внутренним, а внутреннее – внешним…
– Мужчина – женщиной, а женщина – мужчиной…
– И это уже было?..
– А как же. Все – было. Это вам только кажется, что вы выворачиваетесь наизнанку, – не видать вам Царствия Небесного, как своих ушей!
– Ухо-то хоть – дырка?
– Молотите черт знает что, а сами отняли мясо у детей, вино у стариков, а фрукты у обезьян!.. И Бога своего вы съели.
– То есть как съели?
– Буквально. Как тело. Он опустился, и вы его съели.
– Заткнешься ли ты наконец?!
– Съели! съели!
Я рванул за ним. Он ломился сквозь кусты с треском зверя, уходящего от погони. Крупный экземпляр, однако… Вдруг стихло, стемнело, на четвереньках я шарил вокруг, словно очки потерял. Вдруг слышу…
На четвереньках, всхлипывая, некрасиво отставив задницу, уткнувшись мордой в прелую листву…
– Господи! если я формула, то проклинаю тебя, чтобы продолжать верить в тебя.
– Господи! если тебя нет, то проклинаю тебя, чтобы ты был хотя бы в проклятии моем.
– Господи! если ты есть и я не формула, то не слишком ли это много для счастья?..
«Все именно тогда произошло…» – вспомнил я, скрипя колесами по шоссе. Пустыня продолжалась. Песок летел все крупнее и все звонче бил в стекло. И тогда, сравнивая ту тишину и эту, тот шорох опавших листьев с этим шепотом песка, то ожидание и это – и находя их одинаковыми, я понял, что я жду и чего. В моем невоенном мозгу такая догадка была ослепительной: я их так же никогда не видел на воле, танков, как и обезьян… Я понял, что передо мной по шоссе прошли танки. Это они перемолотили асфальт и подняли в небо пыль и песок…