Перевернувшись на спину и обессилено распластавшись по центру, я очень надеялся, что вода в какой-то момент не закипит и не сварит меня заживо. Ведь вряд ли от этого я, как в сказках, помолодею или произойдёт ещё что-то прекрасное. Скорее, даже наоборот: я ясно видел перед собой стол с трёхлитровой банкой, где в воде плавают креветки и торчит кипятильник. Сначала ничего не происходит, потом они начинают волноваться и в панике метаться, всё белеет, пенится и вот неожиданно очищается, закипая. Теперь креветки двигаются, повинуясь только колыханиям воды, а их почерневшие глаза отражают бездну и смерть. Интересно, такие же красные тела получаются при воздействии на человека огня или кожу сразу разъест ужасными рытвинами и она спечётся, как яблоко?
Кажется, я перекатился на другой бок и услышал где-то вдали шум, напоминающий стрекотание вертолётов. Или это полыхают кусты? Нет, просто трепещутся на лёгком, освежающем ветерке недалеко от чудного прозрачного озера. Камыши колышутся, но я помню, что собирать и нести их домой не надо, — многие почему-то верят, что они предвещают смерть. Лучше никого этим не беспокоить. Но огромные, переливающиеся всеми цветами радуги в лучах солнца стрекозы, не верят и с удовольствием садятся на неторопливо качающиеся, острые листья. Дыма нет — всё так, как должно быть. Я развожу камыши руками и вижу, что на другом берегу возвышается огромная гора, но, приглядевшись, понимаю, что это на самом деле больше похоже на аэрогидродинамическую трубу или даже в разы увеличенную железнодорожную цистерну, поставленную вертикально. Здесь нет ничего пугающего, только нечто озадачивающее своей бессмысленностью и дурным предзнаменованием. Но кто это там наверху? Я долго силюсь и не могу разглядеть, а потом неожиданно какая-то моя часть стремительно взмывает вверх и передо мной стоит Виолетта. Она не плачет, но лицо удивительно серьёзно и торжественно. Девочка смотрит вниз, туда, где я смутно могу различить застывшего в камышах себя. Потом открывает рот, несколько раз порывается что-то сказать, но не находит нужных слов. Злясь на себя, ребёнок топает ножкой, подходит к самому краю и только тут кричит: «Дядя Кирилл! Стойте там, не поднимайтесь, это может быть очень опасно, я прыгну сама!» Мне вдруг кажется необычайно важным оказаться сейчас там внизу и в себе, чтобы предостеречь и ответить: «Ни в коем случае не двигайся, сейчас я приду за тобой и заберу туда, где тебе ничего не будет угрожать». Почему-то вернуться не получается, я мечусь и прихожу в отчаяние от бессилия, но Виолетта, кажется, каким-то образом смогла расслышать мои мысли и, отчаянно замотав головой, закричала: «Нет, нет! Тогда мы погибнем вместе, а я этого не хочу. Но если со мной всё-таки что-то случиться, пообещайте позаботиться о моей кукле. Её зовут Эльвира и она самая красивая…»