Матерый мент (Леонов, Макеев) - страница 42

…Известные строки "Евгения Онегина": "Чем меньше женщину мы любим, тем легче нравимся мы ей…" – часто перевирают даже весьма эрудированные филологи, заменяя слово "легче" на слово "больше". А ведь мысль Пушкина очень точна, именно "легче", а дальше все зависит от двух конкретных людей. Это наблюдение поэта было в полной мере применимо к Андрею Алаторцеву. Весь его душевный склад, сама структура его характера и убеждений способствовали тому, что женщинам он нравился легко. И многим. Кроме того, сказался еще один фактор – хорошо известная, хотя от того не менее загадочная особенность чуть ли не каждой женской души: женщины любят страдальцев и тех, кто таковым кажется. Может быть, так преломляется в их сердцах могучий материнский инстинкт, вызывая неудержимое желание помочь, согреть, защитить, разделить трудности и горести любимого – кто знает!

Алаторцев только что похоронил отца, а двумя годами раньше – мать. Он был оставлен женой и лишен своего ребенка, наверное, любимого… Он остался совсем одиноким, без родных ему людей, ведь не могли же коллеги, научные соратники, даже самые доброжелательные, заменить ему семью! О том, что в такой замене Андрей не особенно нуждался, Мариам просто не догадывалась, невольно примеряя положение, в которое он попал, на себя, свою душу и характер, – очень, кстати сказать, распространенная ошибка. Особенно среди добрых людей с обостренной совестью и способностью к сопереживанию. Короче, по представлениям девушки, Алаторцев не мог не страдать. И как-то вдруг, неожиданно, Мариам, радуясь и пугаясь этой безудержной радости, осознала, что даже не просто влюблена в Андрея, а по-настоящему любит этого человека и не может жить без него.

Она сама сделала первый и решительный шаг. Однажды они вдвоем в очередной раз ставили суточный эксперимент, снимали кривую роста культуры женьшеня. Уже давно ушел Дед, попрощался и Вацлав, часто покидавший институт позже всех. Андрей заносил в память компьютера последние данные, а она, только что отобрав очередную пробу, украдкой любовалась им и тут поняла, что молчать и носить в себе это она больше не в силах. Поздним декабрьским вечером в темной, освещенной лишь настольной лампой, дисплеем да мерцающими шкалами приборов, оттого тревожной и загадочной лаборатории Мариам просто и открыто сказала Алаторцеву о своей любви. Кто знает, как сложилась бы судьба этих людей, если бы Андрей оттолкнул Кайгулову, испугался бы совершенно ненужной ему серьезности ее чувства…

Он, однако, совсем не испугался. Скорее наоборот. Опыт, интуиция, буквально все твердило ему: с этой бояться нечего, тут если и возникнут трудности и прочие заморочки, так не у него, во всяком случае. Да и брезглив стал Алаторцев, надоели ему случайные связи. Хотелось чего-то постоянного, но при том, конечно же, необременительного. Кроме того, Мариам была, как уже говорилось, редкостно красива и желанна для многих, так почему бы и нет? Его жизненная философия просто не позволяла ему отказаться от такого подарка судьбы.