– Ладно, – Инга ещё раз затянулась, а потом выбросила окурок в окно, – нам пора ехать.
– Да. Мне тоже, – он расстегнул ветровку и вытащил из-за пазухи бумажный пакет. – Вот тут деньги. На следующей неделе подвезу ещё столько же.
– Хорошо. Спасибо, – она взяла пакет, но открывать не стала, бросила на журнальный столик.
В комнате висела омерзительная пустая недосказанность.
– Пока.
– Пока.
Иван снова обменялся кивком с Асланом, который всем своим видом показывал, что разговор его не касается, и продолжал читать журнал. После этого не оставалась ничего другого, как выйти из палаты.
Иван шёл по больничному коридору, когда в кармане завибрировал мобильник.
– Да?
– Вань, здарова! Это Юра.
– Здарова!
– Слушай, у нас тут Кирилл заболел, не может выйти. Не хочешь его подменить. Оплата по двойному тарифу.
– Нет, не могу. Я уезжаю из города, – Иван подошёл к лифту и нажал кнопку вызова.
– Ваня, выручай. Сам понимаешь, пятница. Народ в клуб повалит, а у меня охраны некомплект…
– Я же сказал, не могу. Всё.
– Понятно… Опять на рыбалку едешь?
– Да.
– В свою-то смену на следующей неделе выйдешь?
– Обязательно, как договаривались, – тренькнул звонок, двери лифта открылись, – Ну давай, рыбак хренов! Хоть бы раз рыбкой угостил.
– Угощу, как-нибудь, – Иван закончил разговор и вошёл в лифт.
* * *
В прихожей Андрей завязывал шнурки на кроссовках, когда услышал доносящийся из комнаты тихий напевный голос жены.
В роще калиновой,
В роще осиновой,
На именины к щенку
Ёжик резиновый
Шел и насвистывал
Дырочкой в правом боку.
Ды-ы-ырочкой в пра-авом боку…
Он закончил обуваться, поднялся на ноги и заглянул в комнату. Ольга сидела на Сашиной кровати и, положив голову девочки себе на колени, расчёсывала ей волосы. Она не заметила появления мужа и продолжала водить гребнем по каштановым прядям, вполголоса напевая любимую песенку дочери. А Сашка продолжала смотреть в потолок стеклянно безразличными глазами.
Были у ёжика
Зонтик от дождика,
Шляпа и пара галош.
Божьей коровке,
Цветочной головке
Ласково кланялся ёж.
Ла-асково кла-а-анялся ёж…
Андрею вдруг стало невыносимо тоскливо и в тоже время очень тепло и уютно.
С одной стороны, он помнил, как дочь улыбалась, слушая про Ёжика. Улыбка у неё была искренняя, счастливая, но немного смущённая, ведь она уже совсем большая, и как-то неудобно, что мама поёт ей колыбельную. Девочка старалась прятать улыбку, почти полностью маскируя её до едва заметно приподнятых уголков губ и ямочек на щеках. Но вот глаза прятать Сашка ещё не научилась, и они начинали светиться непосредственной детской радостью с первого же куплета. А слушая дальше, она иногда забывалась и тогда широкая, наивная улыбка прокрадывалась на детское лицо, усеянное рыжими крапинками веснушек.