– Почему я в этом доме узнаю все позже всех!!! – закричала она так громко и яростно, что дрогнули стекла в окнах, и любимая матушкина вазочка богемского стекла, покатившись с подоконника на пол, разбилась.
Матушка села, – слишком много свалилось на ее скорбные плечи, – счастье (сын жив!), медленно истекающая из сердца боль, неистовая обида и невыносимый гнев. «С женой», – запоздало донеслось до нее с лукавым эхом. Она уже выбросила в крике последние силы, а гнев разрастался внутри, и, чтобы не лопнуть, она с щедро заправленным горечью чувством пнула ножку стоящего рядом стула, опрокинув его. За жизнь сына теперь можно было не беспокоиться… Мерзавец предпочел не показаться на глаза матери и привез с собой в Каунас эту!..
– Пусть он не смеет здесь появляться, – сказала она, проглотив слезный ком в горле. – Тем более – со своей «самоварщицей».
– Мария очень хорошая и красивая, – дерзнула возразить дочь. – Если б ты посмотрела на нее всего один раз, она бы тебе понравилась. Мария похожа на принцессу Изольду из оперы Вагнера, помнишь, мы слушали в Лейпциге? А еще – на Грету Гарбо. Только волосы рыжие… За что ты не любишь Марию, матушка?
Значит, Сара ходит к ним… Так вот куда она почти каждый день ходит! Матушка Гене лишь теперь осознала участившиеся отлучки дочери.
– Мне не за что любить содержанку твоего брата, – бесцветно ответила она и ушла в спальню размышлять о бесчестности старого Ицхака и Сары.
Самым послушным ребенком в семье всегда был старший сын, похожий на родственников Геневдел Рахиль. В его набожности и неукоснительном следовании заветам Творца, неколебимо ведущим к праведности будущего цадика[40], она находила утешение гордости, попранной мужем и младшими детьми. Однако именно он, ее первенец, принес матери одно из самых позорных известий, что ей довелось услышать в последнее время.
– Матушка, я не хотел говорить, но моему терпению пришел конец, – начал сын сдержанно, пряча глаза. – Мы не стали возмущаться, когда отец изъял крупную сумму денег из общей кассы, из-за чего компания понесла большие убытки. Он дал взятку в охранке, чтобы Хаима не посадили в тюрьму… Но теперь все еще хуже, и люди смеются над нами: брат работает в третьесортном ночном кабаке, у которого очень плохая репутация. Хаим поет там песни на заказ для офицеров и продажных женщин… Это позор… Мы пытались объясниться с отцом, – только он может воздействовать на Хаима и уговорить его вернуться в семью… Отец не стал нас слушать! Он рассердился и сказал, что ему не стыдно и что Хаим – единственный из сыновей, в ком есть самостоятельность!.. Матушка, пожалуйста, повлияй как-нибудь на отца… Я понимаю, он его любит, Хаим – младший… Но ведь и отцовской любви существует разумный предел… Неужели вся наша семья должна страдать из-за одной паршивой овцы?!