Офицер окинул ее пытливым взором. В студеных глазах вновь мелькнуло что-то человечье, голос смягчился:
– Я вас раньше где-то видел… встречал… Где?
– Не знаю.
Тяжелые руки по-хозяйски твердо легли на пояс, и она сжалась от омерзения.
– Расслабьтесь, Мария Романовна. Я не специалист по женским недомоганиям.
Хаим дернулся и получил кулаком в живот. Удар был нанесен точный, чтобы устранить сопротивление наверняка, и от взорванной в печени боли замкнуло дыхание. Ловя ускользающий воздух, Хаим затуманенными от брызнувших слез глазами в бессильной ярости следил за тем, как опытные пальцы прощупывают тело его жены.
– Тут документы, – из спальни с картонной коробкой высунулся белобрысый солдат. Чекист вынул из нее недавно полученные советские паспорта и сунул их к себе в сумку. Жуя губами, словно сдерживая рвущиеся слова, он странно хмыкал и безотрывно смотрел на застывшую в брезгливом ступоре Марию.
По полу катались круглые, отвинченные зачем-то дверные ручки. Минуты влеклись обманные, ватные, будто в кошмаре, когда силишься и не можешь проснуться. Бесплодные поиски неведомых улик завершились через полчаса.
– Ничего нет, – доложил красноармеец и вытер рукавом распаренное трудами лицо.
– Вспомнил, – сказал офицер. – Вы похожи на американскую актрису Грету Гарбо. – Скользнув взглядом по наручным часам, присвистнул. – Мы опаздываем… Возьмите с собой самое необходимое, не более двадцати пяти килограммов на каждого, десять минут на сборы.
Малыш зевнул и лег матери на плечо. Он был сонный, иначе бы непременно заинтересовался, что делают в доме посторонние дяденьки. Гнушаясь к чему-либо притронуться, Мария побрела по перевернутой вверх дном спальне. Хотелось помыться: на теле, одежде, на всех вещах ей чудились нечистые следы, оставленные чужими пальцами.
Хаим переодевался на ходу и лихорадочно заталкивал в саквояж свитера, брюки, одежку сына, сгреб с умывальника расчески, мыло и одеколон.
– Одеяло возьмите, холодно в Сибири, – заговорщицки подсказал белобрысый солдат, пока офицер записывал какие-то сведения в «Дело», и сам принялся впихивать нужные, по его разумению, вещи в сброшенный с антресолей рюкзак.
Приторочив к туго набитому рюкзаку свернутое верблюжье одеяло, Хаим молча глянул на разоренную квартиру. Здесь они с женой провели два года вполне замечательной жизни, здесь родился сын…
Мария переступила через порог, не обернувшись, как выходят из дома, в котором лежит покойник.