В кузове грузовика на узлах и чемоданах сидели около двадцати человек. Откуда-то подбежали еще несколько военных.
– Что, сколько ждать? – крикнул шофер из кабины.
– Это последние, – буркнул офицер.
– И вас тоже?! – всплеснул большими руками булочник Гринюс, опахнув Хаима ароматом взошедшей опары, и чуть не свалился от резкого движения машины. Рыдающая Нийоле качала рядом ребенка, Юозас смотрел в сторону, злобно выкусывая из-под ногтей засохшее тесто. Видимо, недавно помогал в пекарне, а сейчас стыдился всего происходящего, плачущей мачехи и суетливого отца.
Проехали мимо окон булочной, мимо знакомых домов, магазинов, переулков, мимо витрины фотоателье с рекламными снимками девушек, свадебных пар и детей – будущих строителей коммунистического общества… По спине Хаима прокатилась волна зябкой дрожи: успел высмотреть фотографию с краю – с серого глянцевого прямоугольника навстречу ему улыбнулись он сам, Мария и малыш.
…Ромка замер и распахнул глазенки, когда отец указал ему на черный глаз объектива: «Смотри, оттуда сейчас вылетит птичка!» Мальчик ждал обещанного чуда и сильно плакал потом, испугавшись вспышки магния, еле успокоили. Сегодня Хаим намеревался забрать заказ из ателье…
Он проводил фото глазами, запоминая устремленные в вечность улыбки. Жена не заметила, и хорошо. Такими счастливыми они, наверное, не будут уже никогда.
Предугадывая огромность несчастья пульсирующим в крови интуитивным знанием, Хаим переживал острое чувство вины. Он был виноват перед Марией своей принадлежностью к этой крови, к вечно гонимому племени, обреченному на непостижимые мытарства до тех пор, пока не исполнится время спасения, и снизойдет, и освободит… Но когда оно придет, и придет ли? Хаиму хотелось избавить от жертвенного пути жену и ребенка, которых он невольно вовлек в чуждое им предопределение. Он каялся, что не понял матушкиной правоты, связанной с велением свыше не смешивать кровь своего древнего народа с иной, неискушенной, не ведающей на этой земле многовековой скорби. Ради Марии, из любви к ней, он должен был отказаться от нее, чтобы не впутывать любимую женщину в необратимость священного рока, тяготеющего над теми, кого вынуждают согнуться и не могут согнуть, как гибкую ветвь… Ни один другой народ не имеет такой феноменальной жизненной силы, чтобы стерпеть унижения, страдания, пытки, пройти сквозь ад – и выжить…
…А если в уверенности божьей избранности кроется всего лишь каменно отвердевшее человеческое высокомерие, то ни один народ не наказан за спесь так жестоко!..
Малыш безмятежно спал на руках. Хаим осторожно передал его спрыгнувшей с кузова жене: грузовик подъехал к переполненной людьми железнодорожной станции, окруженной серым кольцом военных. Толпа провожающих поспешила расступиться, пропуская новую группу переселенцев к одному из двух мрачных составов, сбитых из устрашающего числа теплушек. До того, как эти прокопченные многотонники были переустроены в эшелон особого назначения, в них перевозили убойный скот.