– Где… наш ребенок? – собственный осипший голос резанул Хаиму слух.
Женщины переглянулись, и Нийоле принялась рассказывать:
– Когда этот сумасшедший кинул Ромку, какая-то тетка его поймала. Потом промешкала вам отдать или не захотела. Вы ж с Марией оба были как мертвые, и я испугалась взять мальчонку… Он плакал сильно… Тетка покричала: «Прости, прости», и ушла. Похоже, мать, или не видел? На сестренку твою похожа. Ты после удара сознание потерял, а Мария – раньше. Как железнодорожник к ней прыгнул, так и потеряла. Знакомый, что ли?
Не дождавшись ответа, Нийоле продолжила:
– Солдаты забросили ее в вагон с вещами вместе. Пока этого безумца крутили, пока начальник что-то выяснял и распоряжался, тот «наш» офицер приказал солдатам поместить тебя сюда и документы твои отдал сопроводителям. Потом начальник распекал его за это, а офицер сказал – ошибка вышла в суматохе. Мужчин уже увели, и начальник махнул рукой – ладно, мол, пускай. Закрыли нас, и тронулся поезд. Юозас места всем на нарах занял, приволок вас и вещи…
Хаим поблагодарил подростка. Нийоле всхлипнула:
– Офицер пожалел тебя, а моему не повезло… Повезли неизвестно куда…
– Ска-ска-сказа-али же – встре-тре-трети-имся в пу-пунктах следо-д-о-ова-ва-ания! – зашипел на нее пасынок.
По тому, как пошевелилась Мария, Хаим понял: жена не спит и все слышала.
Он закрыл глаза. Дрожащие кулаки сжимались сами собой. Костяшки пальцев запомнили уязвимость булыжной скулы… Неумолчные колеса выстукивали вопросительно-злорадную скороговорку: «За что? – За то! – За что? – За то!»
«Почему всякий раз стечение обстоятельств, сопровождающих нашу с Марией жизнь, либо ловушка, либо странное продолжение чьей-то игры?»
Хаим не знал, кого спрашивает, но кто-то ему отвечал.
«Не бывает безнаказанно полного счастья, за ним всегда таится угроза неизбежной платы. За то, что ты посмел дерзко отгородиться от мира счастьем, рано или поздно пришлось бы платить по счетам. Но судьба тебя хранит. Есть за что благодарить случай… Поезд везет вас туда, где счастью нет места. Хорошо, что ребенок остался, да и матушке в заботах о внуке не хватит времени плакать. Смирись и будь благодарен».
…Июньское солнце припекало крышу, и гнетущий зной в задраенной парилке усилился. Пахло насыщенными людскими эмоциями, неизвестностью и страданием. Становилось тяжче, когда тугой волной доносило из «параши».
Превозмогая спазмы тошноты, Хаим заставил себя сесть, снял с рюкзака скатку одеяла и подложил под голову Марии. Помахал ладонью над отрешенным лицом жены.
– Не трогай ее покуда, – сказала старуха. – Пусть душа немного остынет.