Последнее, что очень четко увидел Хаим перед тем, как вокруг вспыхнули и заслонили свет алые и пурпурные столбы, показалось ему мимолетной грезой: безжизненно опустив руки, подстреленным ангелом летела с неба Мария, а на земле стояла женщина с мучительно знакомым лицом и прижимала к себе светловолосое дитя.
– Матушка, – удивился Хаим.
Он слепо пошарил рукой – Мария была рядом.
Монотонный грохот вибрировал в мозгу и стучал в висках. Тело налилось чугунной тяжестью. В левом глазу плавала багровая мгла. Правый, открывшись с трудом, уловил в пыльных сумерках смутное движение.
На двухэтажных нарах сидели и лежали люди. Полосы света и воздуха, двумя ручьями струясь из зарешеченных окон под потолком, прореживали душную взвесь, замешенную на испарениях пота и запахах парфюма. Хаим не мог сосредоточиться и понять, что происходит. Трудно сглотнул, – в вязкой слюне ощущался привкус крови. К щеке со лба подтекала липкая влага. Вдруг прямо перед ним встала и без всякого стеснения начала раздеваться старая женщина с дымчатым нимбом над головой. Сдергивая с себя платье за платьем, она страстно сыпала отрывистые русско-польские восклицания и складывала скинутую одежду в свитер. Мелькали унизанные кольцами руки, свитер толстел, а тело таяло.
Хаим напряг память и вспомнил ресторан «Оранж», заказной оперный концерт… Пани Ядвига. Он поразился причудливости своего бреда: явление хозяйки кабака блистательного Сенькина в таком странном месте и ракурсе не могло быть реальностью.
С верхней полки противоположных нар свешивалась голова Юозаса. Она мелко подрагивала в такт беспрерывному стуку. Внизу жена булочника кормила грудью ребенка…
Из темного провала к горлу взмыло всполошенное сердце: где Ромка?! Хаим попробовал подняться.
– Очнулся, – вздохнула Нийоле.
Старуха изрядно похудела, но была все такая же величественная. Посмотрела на Хаима – тоже узнала. Наверное, еще там, на станции.
– Лежи, лежи, – велела она. – Нельзя сразу.
– Железнодорожник кулаком тебе по лбу заехал, – пояснила Нийоле. – На пальце у него, видать, был перстень, потому и кровь на лбу – кожа немножко содралась. Успел в лицо разок пнуть, по глазу попал, и оттащили.
– Не вставай, потерпи до вечера, – сказала старуха. – Он хорошо влепил, сотрясение мозга наверняка есть. Если нужда придет, скажешь, – свожу до параши, она у другой стены.
«Параша» – русское женское имя», – подумал Хаим и снова заподозрил: бред.
– Это сортир, – усмехнулась старуха, словно прочитав его мысли. – Спасибо хоть дырки нам в полу продолбили для «санитарии».