– Уйди, – сквозь зубы шипел он, с трудом доставая впихнутую в основание нар банку.
Мария уходила. Она знала, что смертельно оскорбит мужа, если вздумает предложить ему помощь.
Чуть погодя Хаим был вынужден согласиться на помощь пани Ядвиги, чье зрение восстановилось. Лишь бы жена не видела его не мужчиной.
Старуха сердилась:
– Не мешай, убери руки, да не смотрю я! Что, думаешь, не догадываюсь, какое у тебя хозяйство? Всяких знала, и обрезанных тоже… Вот помрешь ты, упрямый жид, и некому будет читать по тебе кадиш…[49] Интересно, будет ли твоему Богу приятно узнать, что ты помер из-за Его заветов и собственной глупости?
Во время ужина все нарочно расселись с налимьими котлетами против Хаима на нарах Нийоле. Вита расставила на полу банки с горящими лучинами, чтобы ему было видно.
– Ох, и люблю же я литовские цепеллины! – сказала пани Ядвига, смачно причмокивая. – Картошку, помню, натрешь, облепишь ею мясцо с луком и жаришь со шкварками… Цепеллины с поджаристой корочкой, сок так и брызжет…
– Как слюнки у некоторых, – фыркнула Гедре и мечтательно закатила глаза. – Куриный бульон, густой, жирный, а из него косточка ножки торчит, просит – вынь меня да не привередничай, не снимай толстую кожицу, сало на ней мягче масла!..
– А булочки? Булочки с маком, повидлом, вареньем, которые печет мой Гринюс! То есть пек…
– Хле-хле-хлеб све-све-свеж-жий…
– Пилозки! – пискнул Алоис, и все рассмеялись.
– Студень из коровьей ноги, а в нем половинки яиц!
– Холодный свекольник с зеленью на простокваше, с картофельными лепешками…
– А я люблю такой горлодер, чтоб слезу вышибало и дыхание ломило…
В глазах Хаима плавали, сменяя друг друга, кастрюля с куриным бульоном – жир яркий, желтый, собрался кружочками, блестит, как новое монисто на цыганской невесте… огромные ломти пшеничного хлеба, пончики, булочки, пирожки… миска с тертым хреном, чесноком и помидорами… Глаза на лоб лезли от горючей слюны, и выбивались слезы. Чем утолить необъятный голод?!
Мария молчала. Пани Ядвига деловито спросила ее:
– Ты ела когда-нибудь копченого угря?
– Конечно.
– А свинину ты ешь?
– Ем… Когда она есть.
– А жареные картофельные колбаски-ведереи в кишках! – снова подхватила Нийоле, не уловив старухиного сарказма.
– А свиное ухо! – подмигнула пани Ядвиге понятливая Гедре. – Вареное! Копченое! Маринованное! Левое, правое, м-м-м!
Нийоле замолкла и заозиралась с подозрением, что-то соображая.
– Свиной окорок, – продолжала безжалостная пани Ядвига. – Соленое сало с чесночком, ветчина, буженина, сардельки…
Задыхаясь от смеха и давясь слюной, Хаим простонал: