Какое-то время он просто стоял и наблюдал за выражением лица кассирши: лицо ее было таким же свободным от эмоций, как монитор, на который она смотрела, отсчитывая сдачу. Но вдруг взгляд кассирши поменял выражение и завис. Произошла заминка. Очередь нетерпеливо колыхнулась. Латышев проследил за кассиршиным взглядом и увидел нечто, выпадающее из общей картины: нечто ярко-подвижное, нежное, вызывающее.
Девушка, на которую, к неудовольствию уставшей очереди, отвлеклась кассирша, беспрестанно совершала легкие маленькие движения: кутаясь в карминно-розовую шаль и приветливо улыбаясь большим детским ртом, она то проверяла ремешок сумочки, то поправляла волосы, скрепленные на макушке чем-то вроде букетика фуксий, который при желании можно было принять за маленькую шляпку. И когда девушка поднимала руку, Латышеву казалось, что возле ее головы порхает яркий мотылек.
Латышев удивился и даже из очереди выступил, чтобы рассмотреть получше сие чудо. Одета девушка была явно не по сезону: пышная, в лиловый горох юбка, чулки со швами и легкие туфли-лодочки на маленькой шпильке. Что находилось под тонкой, беспрестанно сползающей шалью, разглядеть Латышеву не удалось. Но по тому, как девушка, бдительно поводя плечами, каждый раз водворяла шаль на место, скрываемая деталь туалета могла оказаться самой неожиданной, если она вообще присутствовала.
«Что за птица! – не то возмутился, не то умилился Латышев. – Наверное, ровесница Татьяны».
Толстая тетка в стеганой, смахивающей на ватник куртке рассматривала девушку в упор, осуждающе-презрительно поджимала губы и переводила негодующий взгляд на очередь, приглашая полюбоваться «фифой». Девушка торопливо забрасывала в пластиковый пакет йогурты, сыр, сухие хлебцы и яблоки. Она так спешила освободить место для напиравшей тетки, что, неловко шагнув от кассы, задела коленом край металлической тележки, груженной ящиками с колой, охнула, пошатнулась и уронила пакет. Часть продуктов рассыпалась. Тетка победоносно тряхнула тугим желтым перманентом. «Неужели все толстые такие противные?» – Латышев опять с досадой поймал в стекле свое отражение.
Девушка в охапку собрала с пола яблоки, сыр, йогурты и виновато улыбнулась очереди. Когда Латышев расплачивался, девушка все еще возилась у стойки возле окна. Приговаривая что-то себе под нос, она старательно размещала продукты в пакете, успевая и потереть ушибленное колено, и поправить цветы фуксий в волосах.
Неожиданно внутри у Латышева что-то дрогнуло, разбалансировалось. Он, не считая, принял сдачу, поднял отскочивший за кассу пакетик с хлебцами и протянул его девушке, когда та уже двинулась к выходу. Девушка замерла на месте и уставилась на Латышева прозрачными, чуть раскосыми, тщательно подведенными глазами. Ее высокие скулы покрывал тонкий слой румян. «Какая-то она… – Латышев терялся в определениях. – Какая-то не теперешняя, что ли…» Разглядев девушку ближе, он понял, что ошибся с возрастом: ей было около тридцати.