Юити подумал: «Как же необходима госпожа Кабураги этому графу!» Вероятно, все это не укладывалось в голове юноши. Однако именно благодаря этим размышлениям Юити впервые пронзила глубокая нежность к Нобутаке. Заметил ли граф нежный взгляд того, кого он обожал?
Нобутака опустил глаза. Потерянный, унылый, неуверенный; его обмякшее тело в броском халате провалилось в кресло; обеими ладошками он подпирал ввалившиеся щеки. Его волосы, не по возрасту пышные и обильно намасленные, блестели, но из-за щетины одутловатая физиономия его казалась замызганной. Он избегал взгляда юноши. Юити рассматривал поперечные складки на его шее. Вдруг ему вспомнились отвратные лица двух типов в трамвае, когда он впервые отправился за приключениями в ночной парк.
После мимолетного наплыва нежности Юити напустил на себя более подходящую для его взгляда ожесточенность и холодность. Это был взгляд безвинного мальчика, убивающего сцинка[55]. «С этим человеком я буду еще более жестоким. Так должно!» — подумал Юити.
Граф будто позабыл о сидящем напротив него безжалостном любовнике. Он погрузился в раздумья о своей пропавшей бесследно компаньонке, с которой провел многие-многие годы совместной жизни в совместных прегрешениях, и… прослезился невзначай. Он и Юити, оба брошенные, упивались одним чувством покинутости. Они долго-долго сидели молча, словно отверженные на одном дрейфующем плоту.
Юити присвистнул. Нобутака поднял голову, будто пес, которого поманили подачкой. И всего-навсего увидел дразнящую улыбочку юнца.
Юити налил коньяку. Взяв стакан, он подошел к окну, отдернул портьеру. Этим вечером в гостинице главного дома напротив затевался многолюдный банкет. Свет из большой залы проливался в сад на вечнозеленые деревья и цветы магнолии кобуси; слышались напевы под бренчание струнных инструментов, казавшиеся такими неуместными для этого квартала. Стоял очень теплый вечер. Ветер утих, небо прояснело. Во всех членах своего тела Юити ощутил освобождение. Это было сходно с чувством бродяги, который наконец после долгих скитаний ощутил бодрость тела, свежесть души, легкость дыхания. Юити возжелал восславить обретенную волю.
— Да здравствует анархия! Банзай!
То, что Юити не трогало исчезновение госпожи Кабураги, он оправдывал своей природной холодностью, но это была еще не вся правда. Возможно, что здесь поработало его врожденное чутье, освободив его от этой повинности тревожиться.
Оба рода — господина Кабураги и его жены Карасумару — принадлежали к придворной аристократии. В четырнадцатом столетии Нобуи Кабураги примыкал к Северной династии