— За cinco[9] недель, — ответила Долорес.
Когда Грейс услышала цифру, даже по-испански, у нее закружилась голова. Ей всегда казалось, что Лэз ушел всего несколько дней назад, несмотря на то что все свидетельствовало об обратном, как, например, тот факт, что запас полуфабрикатов из гастронома, которые доставлялись пачками по пятьдесят упаковок, истощился уже более чем наполовину. Грейс перестала считать дни где-то примерно со дня рождения Лэза. Вполне вероятно, что ноябрь тоже заморозили в одном из контейнеров Франсин.
— Cinco? — повторила Грейс. Она открыла бумажник и отдала Долорес все наличные, которые у нее были. — Я сейчас схожу в банк за остальным. Пожалуйста, скажи Марисоль, что мне очень жаль.
Зазвонил телефон. Грейс сняла трубку, приготовившись услышать голос налогового инспектора.
— Грейс? Это Хлоя.
— Хлоя… — повторила Грейс. — Как я рада тебя слышать. Мне так жаль твою маму. Что же ты мне не позвонила?
— Сама знаешь, как это бывает. — Хлоя шмыгнула носом. — Такой удар. — И снова пауза. Потом она сказала: — Значит, ты собираешься в Чикаго?
— На свой день рождения, — ответила Грейс, хотя уже сожалела об этих планах.
— Вместе с Лэзом? — поинтересовалась Хлоя.
— Да, он будет занят на одной конференции, но я подумала, что, если хочешь, мы могли бы провести какое-то время вместе.
— Долго же мы не виделись.
— Знаю. Мне, правда, очень жаль, но я была в отключке, — сказала Грейс.
— Я тоже. Давай договоримся, что такого больше никогда не случится.
Грейс повесила трубку и набрала бесплатный номер агента бюро путешествий, работавшего со скидкой (этот номер когда-то дал ей отец), и заказала билеты на самолет до Чикаго накануне дня своего рождения, используя льготы для постоянных клиентов, накопленные Лэзом за время его многочисленных межконтинентальных перелетов. По привычке она попросила два передних места — Лэз любил сидеть вытянув ноги. Когда Грейс осознала свою ошибку, агент уже принял заказ, так что она решила пока ничего не предпринимать. Она попыталась убедить себя, что делает все это, чтобы не тратить лишнего времени, но на самом деле при мысли о путешествии в одиночку все внутри у нее начинало дрожать мелкой дрожью, которую до какой-то степени умеряло сознание бестелесного присутствия Лэза. Он был вроде ее нового воображаемого парня — если бы только не требовал столько внимания.
Вечером Грейс приводила все в порядок после Долорес. У Долорес была родственная Грейс склонность запихивать вещи в совершенно неподходящие места — лишь бы влезли, и Грейс обнаружила пакет с пряжей в стойке для зонтиков. Открыв пакет, она достала вязальный крючок и моток пряжи. Потом сняла бумажный чехол, определила, где у крючка конец, и начала набирать петли. Сначала все выходило медленно и с трудом, но скоро пряжа начала легко скользить у нее между пальцами, и петли образовывались как бы сами собой. Когда цепочка стала достаточно длинной, Грейс начала проталкивать нить сквозь уже вывязанное, наматывая ее на крючок, пока не дошла до конца первого ряда. Края загибались, и в целом получалось невесть что, но, связав еще несколько рядов, Грейс начала различать рисунок.