– Спроси об этом у моего отца.
Джордж прошелся по залу. Шаги гулко отдавались в пустом помещении. Ни свеча, ни отблески догорающих головешек не могли разогнать тени по углам зала, но Изабелле хватило воображения, чтобы представить его, – спина прямая, плечи расправлены, на лице суровая маска.
– Музыка, – резко бросил он, – это женское дело, слишком фривольное, немужское.
Изабелла встала и подошла к нему.
– Вовсе нет.
– Постыдное.
– Нет.
– Отец считал именно так. – Он провел пальцами по волосам, окончательно растрепав их. – Ты можешь себе представить, что значит, держать… это в себе, держать в тюрьме музыку? Видит Бог, иногда мне кажется, что она живая. Она голодна и рвется на свободу. Но она часть тебя, часть твоего существа. Ты никогда от нее не избавишься, но должен прятать ее, скрывать, кто ты на самом деле, потому что так принято. Изабелла, ты понимаешь, каково это?
Джордж стоял к ней спиной. Изабелле хотелось видеть его глаза, но она и сама могла представить их выражение. Голос Джорджа выдавал глубокую душевную боль. Часть ее души рвалась утешить его, обнять, прижать голову к своей груди, успокаивающе провести по волосам.
Но другая часть помнила о годах бесчестия. «Ты должен скрывать, кто ты на самом деле». А потому она скрестила на груди руки и ответила:
– Понимаю.
Джордж стиснул губы в жесткую линию. Черт возьми, он не собирался так раскрываться, не хотел говорить о таланте и необходимости скрывать его. И он не ждал, что кто-нибудь его поймет.
Но от Изабеллы, похоже, ничего не укрылось. В последние годы ей пришлось вынести столько, что это превосходило все, с чем ему довелось столкнуться из-за непонимания отца.
– Боже, какой я осел.
– Временами. – Изабелла подошла ближе. – Но у тебя доброе сердце. Не думаю, что нашлось бы много мужчин твоего положения, которые приняли бы мое дело так близко к сердцу без надежды на вознаграждение.
Джордж откашлялся.
– Давай не будем говорить о вознаграждении. Боюсь, что некоторые мои действия в последнее время при ближайшем рассмотрении не покажутся такими уж благородными.
– Ты имеешь в виду – прямо сейчас или раньше? – Изабелла стояла перед ним, но в темноте Джордж не мог разглядеть ее лица, а по тону ничего нельзя было понять. Если бы она прикоснулась к нему, пусть только кончиками пальцев, – он бы знал, что стоит на твердой почве.
– Прошлой ночью. Раньше. Прямо сейчас. Все время.
Изабелла долго стояла молча. По виску Джорджа скатилась капелька пота. Слышно было только ее дыхание и легкий шорох материи. Во всяком случае, она не ушла и не подняла руку, чтобы дать ему пощечину.