— Тоска голимая. Или пойти на курсы медсестер?.. И — на фронт.
— Но война не может продолжаться вечно. Что ж потом?
— Эта война многих избавит от вопроса: что потом.
— Честное слово, Галь, ты такое несешь… Страшно слушать. — Игушева отвела взгляд, чтоб не выдать сильного беспокойства, почти страха. Каулина коротко засмеялась.
— Не пугайся, угро. Я вовсе не хочу умирать. Я хочу жить кра-си-во.
Она не закончила говорить. На крыльце послышались нечастые шаги, в отдел вошла Ветрова, худая, с бесцветным вялым лицом. Кивнув Ольге, она выложила на барьер связку ключей. Сказала бесстрастно:
— Всех обошла. Замки, пломбы на местах.
Села против Каулиной, развела колени, бросила руки на подол, уставилась в пол.
— Ты чего, как пареная репа? — спросила Галина.
Ветрова шмыгнула носом.
— Господи, да что случилось? — Оленька присела перед ней и снизу заглянула в лицо. — Тебя обидели?
— Во-во! Милицию обидели, — хмыкнула Каулина.
Ветрова сняла берет, поправила волосы.
— Анциферы… получили похоронку, — сказала негромко. — Тетка Ульяна убивается… Криком… А дед — слег…
— Как похоронку? Это ж месяц назад… — не поверила Ольга.
— Вторую… На Сергея…
Оленька раскрыла рот и тут же зажала его ладошкой. Серега! Серега Анцифер!.. Тот, всегда улыбающийся белозубо!.. Большой, добродушный, голубоглазый Серега!.. Душа его светлая, широкая, как безоблачное небо, распахнута, будто двери гостеприимного дома… Кто же будет строить с мальчишками зимой снежный трамплин, летом — настоящий планер? Кто придумает разные затеи в клубе? Кто лучше его сыграет на гармошке?.. Сколько талантов отпущено одному человеку! И все это сразу…
— Может… — Оленька коснулась пальцем плеча Ветровой, — …обойдется… Бывают же ошибки. На руднике слышала я от военного… Он с фронта, по ранению… Говорит, уже зарыли бойца, а его снарядом раскопало, он и ожил.
— Не зря Коря поручил тебе диковины собирать, — усмехнулась Каулина. — Чудеса, они потому и чудеса, что два раза не повторяются.
Оленька поднялась с корточек.
— Ну зачем же ты так?
— Я, что ли, его убила? — Отвернулась Каулина.
На голоса выглянул из «кельи» Брюсов. В руке он держал несколько листов из того самого журнала или амбарной книги, которую Пирогов распорядился выбросить или спрятать подальше. Лицо его светилось вдохновенно. Увидев насупленных, расстроенных девчат, перегнул бумаги пополам, потом еще пополам, вышел в дежурку. Спросил участливо:
— Что-то случилось? Неприятность?
— По нынешним временам — одна неприятность, — ответила Каулина.
Он понял. Спрятал бумаги в нагрудный карман пиджака. Скорбно кивнул: что поделаешь, надо крепиться. И надеяться.