— Видел.
— Как он тебе?
— Странный какой-то. Вроде как на внушительность претендует.
— Раздавленный он, — говорит Рудик внятно. — Страшное дело… Он даже кошачьего взгляда не выдерживает.
— Может, он от рождения такой?
— В том-то все и дело, что нет, — Корольков смотрит в угол и соображает. — Друзья у Фомина больно прыткие, сильные, энергичные, и держат его рядом цепко за «пятачок». Знаешь, для сравнения на фотографиях рядом с предметами кладут? Нет, — говорит Рудик зло, — они его пить не заставляют. Это было бы слишком примитивно. Просто они всегда правы, много лет, каждый день, всякую минуту. Друзья эти смяли фоминскую волю, уничтожили всякую сопротивляемость. Он на себя-то смотрит только чужими глазами. Парализовано даже мышление. Он не выберется из этого болота, даже если пойдет по крови. Звереть, только звереть. Иначе мы не выживем, Серега.
Рудик встал и прошелся по комнате. Я, как всегда, критически перевариваю сообщение.
— А ты не боишься необратимых процессов? — спрашиваю я.
— Зато сохранишь главное, — говорит Корольков зло и энергично, — останешься человеком.
— Интересная идея, — отмечаю я, — озвереть, чтобы остаться человеком.
— Именно так.
— Тогда давай еще чайку, — говорю я. — Вот так придешь к тебе за советом как к старшему товарищу, а ты научишь…
— Совет? Всегда пожалуйста, — говорит Рудик, орудуя чайником.
— Ну, ну.
— Не бойся язвительных и изощренных умов. Всегда помни, что у тебя есть средство, затерянное где-то промеж интеллигентов, — он подносит к моему носу огромный волосатый кулак, — и которое распутывает порой немыслимой сложности ситуации в мгновение ока.
Я закуриваю, обдумывая сентенции Рудика.
— Теперь насчет советов, — Корольков отклоняется, чтобы охватить меня всего взглядом. — В твоем возрасте они ни к чему. Ты что, боишься прогореть? Да тебе это даже полезно, прогорать по мелочам. Советы нужны людям постарше, для которых ошибки — большая роскошь.
— Что ты имеешь в виду под «прогорать по мелочам»?
— Если, например, тебя выгонит женщина — это мелочь.
— А что не мелочь?
— Не мелочь, если она выгонит меня.
— И как же ты с этим борешься?
— Я должен предвидеть, — говорит Корольков самодовольно. У Рудика красивый басок, солидный, и я понимаю, что предвидеть он сможет.
— Руди, ты прямо бестактно хвастаешь своим возрастом, — отмечаю я. — Меня так и тянет постареть.
— Зачем? — спрашивает он удивленно.
— Мне тоже больше нравится предвидеть, и я не хочу прогорать.
— Кстати, могу подкинуть поплавок, — великодушно сообщает он. — Самые отвратительные глупости совершаются от скуки. Они идут от порочности натуры. Глупости, совершаемые от тоски, будут поблагороднее. Их корни в условиях существования.