— Могу ли я из вашего затянувшегося молчания сделать вывод, что вам нечего сказать? — выпалила девушка. — Если так, то я…
— Сядьте, Жизель, — бесцеремонно приказал Майлс.
Она задохнулась от возмущения.
— Да вы… да что вы себе позволяете? Неужто думаете…
— Сядьте! — рявкнул он.
Жизель прошла ко второму креслу и уже хотела было сесть, как вдруг вспомнила слова, которые постоянно слышала от леди Катарины: «Истинная леди всегда должна вести себя подобающе, если хочет, чтобы к ней относились с почтением». И Жизель с достоинством произнесла:
— Я выразила вам свою благодарность, сэр. Что еще можно сделать, получив подарок? Кем вы себя вообразили…
Ни один мускул не дрогнул на его лице.
— Никем я себя не воображал, я только желаю знать, почему вы принимаете мои подарки с такой пренебрежительностью, словно совершенно ненужные побрякушки? — спросил он, осуждающе глядя на нее.
Сложив руки на груди, Жизель хранила молчание. Прошлой ночью она положительно выжила из ума, если решила, будто он приятный, вежливый джентльмен. Или же на ее психику повлияла полная луна.
— Чего вы добиваетесь? — продолжал Майлс, нетерпеливо постукивая каблуком сапога о каменные плиты пола. — Почему намеренно раздражаете человека, который так или иначе очень скоро станет вашим супругом? В чем смысл ваших поступков? Когда я впервые увидел вас, миледи, то принял за вполне здравомыслящую, разумную особу, но теперь вижу, что ошибся.
А он ведь сейчас похож на капризного маленького мальчика, чьи надежды на праздник не оправдались, подумала Жизель и опять вспомнила, как леди Катарина расправлялась с подопечными девушками, выказывающими упрямство и неповиновение.
— О Господи! — Жизель театрально вскинула руку ко лбу. — Простите меня. — Она сама поняла, насколько фальшиво прозвучали ее слова, но уже не могла остановиться. — Снова и снова умоляю извинить вашу покорную рабу! Еще никто никогда в истории человечества не дарил даме столь дорогого подарка! Нижайше прошу прощения, что я не пала ниц у ваших ног и не облобызала края вашего плаща! Боже, какая я неблагодарная тварь! — Тон ее становился все более холодным и презрительным. — Ну конечно же, вы не стремились поразить меня самой брошью или ее стоимостью в деньгах. И конечно же, не выбирали подарки намеренно, чтобы показать, какой у вас отличный вкус, не так ли?
Губы Майлса сложились в сардоническую ухмылку.
— Я не нахожу вашу эскападу забавной, миледи, — молвил он.
— А я не нахожу ваши подарки приятными, милорд.
— Это вполне очевидно.
— С радостью верну их вам.
Его глаза превратились в две щелочки.