— Это ясно.
— И вдруг этой грязной скотине вздумалось обокрасть меня! Он припрятал мои книги, Кемп! Наверное, припрятал… Коли мне только удастся его поймать!..
— Лучше всего сначала добыть от него книги.
— Но где он? Разве вы знаете?
— Он в городском полицейском участке заперт, по своей собственной просьбе, в самую крепкую тюремную камеру, какая только там есть.
— Мерзавец! — сказал Невидимый.
— Но это немного задерживает исполнение ваших планов.
— Нам надо добыть книги; книги существенно необходимы.
— Конечно, — сказать Кемп немножко нервно: снаружи ему как будто послышались шаги, — конечно, нам нужно добыть книги. Но это будет не трудно, раз он не будет знать, что они для вас.
— Нет, — сказал Невидимый и задумался.
Кемп старался что-нибудь выдумать, чтобы поддержать разговор, но Невидимый заговорил сам.
— То, что я попал к вам, Кемп, — сказал он, — меняет все мои планы, потому что вы человек понимающий. Несмотря на все, что случилось, несмотря на эту огласку, потерю книг, все, что я вытерпел все же остаются великие, громадные возможности… Вы никому не говорили, что я здесь? — спросил спросил он внезапно.
Кемп колебался.
— Это было условлено, — сказал он.
— Никому? — настаивал Гриффин.
— Ни одной душе.
— А, ну…
Невидимый встал и, уперевши руки в бока, стал ходить по комнате.
— Предпринять такую вещь одному было с моей стороны ошибкой, Кемп, огромной ошибкой: трата сил, времени, шансов. Один. Удивительно, как мало может человек сделать один. Немножко украсть, кого-нибудь слегка пристукнуть — вот и все. Что мне надо, Кемп, так это пристанище, человека, который всегда мог бы укрыть меня и помочь мне; какое-нибудь место, где я мог бы есть, спать и отдыхать спокойно, не возбуждая подозрений. Мне нужно сообщника. При сообщнике, пище и отдыхе возможно нее. До сих пор я действовал очень неопределенно. Нам нужно обсудить все, что подразумевает невидимость, и все, чего она не дает. Для подслушивания и так далее толку в ней немного: шумишь! В воровстве или чем-нибудь в этом роде толк от нее не велик, но все-таки есть. Раз меня поймают, засадить меня в тюрьму вовсе не трудно; но, с другой стороны, поймать-то меня уж очень трудно. В сущности, невидимость хороша только в двух случаях: она помогает бежать и помогает подкрасться. Следовательно, она особенно полезна при убийстве, я могу обойти человека вокруг, какое бы ни было при нем оружие, выбрать пункт, ударить, как хочу, улизнуть, как хочу, бежать, как хочу.
Кемп погладил усы. Уж не двинулся ли кто-то там, в нижнем этаже?
— И нам надо заняться убийством, Кемп.