— Сэр! — рявкнул Рыцарь Таверны. — Мое терпение иссякает. Но зарубите себе одно: мои пути в рай другие, чем у вас. Если рай и вправду населен такими каркающими созданиями, как вы, я буду рад, если не попаду туда. Поэтому ступай, дружок. Оставь меня в покос, пока я не преступил грань гостеприимства.
Священник постоял в молчании, затем поставил светильник на стол и воздел руки к низкому потолку каземата.
— Будь благословенен, Господь! — начал он молитву. — Снизойди к этому черствому сердцу закоренелого грешника, низкого, коварного бунтовщика, чьи…
Дальше ему не удалось развить свою мысль. Криспин вскочил на ноги с выпученными от ярости глазами.
— Вон! — загремел он, указывая на дверь. — Убирайся вон! На последнем часу жизни я не опорочу свою душу, ударив безоружного. Но убирайся, пока я не передумал! Адресуй свои молитвы в ад!
Священник отступил перед этим взрывом негодования. Мгновение он колебался, а затем повернулся к молчаливо стоящему Кеннету. Но пресвитерианская церковь научила того ненавидеть любого священника-отступника, как самого дьявола, и поэтому он присоединился к словам Криспина, хотя и в более мягких выражениях:
— Прошу вас, уходите, — сказал он. — Но если вы хотите оказать нам христианскую помощь, оставьте светильник. Здесь станет темно после вашего ухода.
Священник внимательно посмотрел на Кеннета и, тронутый его униженным тоном, поставил светильник на стол. Затем, подойдя к двери, он обратился к Криспину:
— Я ухожу, раз вы с яростью отвергаете мои молитвы. Но я все равно буду молиться за вас и вернусь в надежде, что ваши сердца смягчаться перед приближающейся неизбежностью вашей кончины.
— Сэр, — устало промолвил Криспин. — Вы переговорите жену селедки.
— Я ухожу, ухожу! — воскликнул священник, но на пороге он снова задержался.
— Я оставляю вам светильник, — сказал он. — Может, он осветит вам дорогу к божьему храму. Я вернусь к рассвету. — И с этими словами он вышел.
Криспин громко зевнул и потянулся. Затем указал на скамейку:
— Давай, малыш. Теперь твоя очередь.
Кеннет поежился.
— Я не могу уснуть! — воскликнул он. — Я не могу.
— Как хочешь. — И расправив плечи, Криспин присел на край скамьи. — Эти чертовы «корноухие»! — пророкотал он.
— Они все заботятся о человеческой душе, а вот на тело им наплевать. Целых десять часов у меня не было ни куска мяса, ни глотка вина. Не то чтобы я очень проголодался, но, клянусь Богом, мое горло суше, чем их проповеди, и я с радостью отдал бы четыре из оставшихся пяти часов за бутыль испанского вина. Они паршивые негодяи, Кеннет. Они думают, что раз человек должен умереть утром, то его можно оставить без ужина. Эгей! Говорят: тот, кто спит — обедает, но я никогда не слыхал, чтобы тот, кто спал — пил. И все же я постараюсь заснуть, может это отвлечет меня от жажды.