Кеннет кивнул в знак понимания, и Джозеф присыпал бумагу песком.
— Я не знаю точного времени, когда вам нужно будет прибыть в Лондон, но вы должны вручить это письмо самое позднее завтра в полночь. Это будет утомительное путешествие, но если вы все еще любите Синтию, вы сделаете это. Не экономьте на лошадях и не вылезайте из седла, пока не приедете на улицу Темзы.
Он свернул письмо, запечатал и надписал адрес:
«Полковнику Прайду, трактир „Якорь“, улица Темзы».
Он поднялся и вручил пакет Кеннету, которому адрес ни о чем не говорил, поскольку он не видел письма, врученного Джозефом Криспину.
— Ты вручишь это письмо из рук в руки лично полковнику Прайду — я никому другому. Если его не будет в трактире, разыщи его немедля, где бы он ни находился. От твоего усердия зависит твое будущее. Если ты успеешь вовремя, — а я верю, что ты успеешь, — ты можешь считать себя мужем Синтии. Если не успеешь — можешь не возвращаться.
— Я успею, сэр, — заверил его Кеннет. — Я сделаю все, что в человеческих силах, чтобы проделать этот путь за двадцать четыре часа.
Он начал благодарить Джозефа за предоставленную ему возможность оправдаться, но тот резко остановил его:
— Возьми письмо! Оседланный конь ждет тебя в конюшне. На нем ты доедешь по крайней мере до Норвича. Там достанешь свежую лошадь и так далее. Ну, а теперь — в путь!
Как только Рыцарь Таверны выехал из ворот замка этой ненастной октябрьской ночью, он сразу бросил своего коня в галоп по дороге в Норвич. Он поступил так скорее по наитию. В беспорядочном хаосе его мыслей выделялось только одно: надо спешить в Лондон, где находился его сын, который, если верить Джозефу, был жив. Ему и в голову не приходила мысль о том, кем стал его сын, какую дорогу он выбрал в жизни. Главное, что он был жив, и этого одного было достаточно для радости. Ашбернам не удалось уничтожить все, чем он дорожил в жизни — жизни, которую он так часто проклинал и презирал.
Его сын был жив, и в Лондоне он узнает, где тот находится. Значит он должен лететь в Лондон, и он поклялся не давать себе ни покоя, ни отдыха, пока не прибудет туда. При этой мысли он сильнее вонзил шпоры бока лошади, заставляя ее быстрее мчаться сквозь ночь.
Дождь стих. Из-за рваных облаков показался зазубренный серп полумесяца. Несчастный рыцарь так крепко задумался, что не заметил, как его конь перешел на шаг. Он очнулся только в пяти милях от Норвича и сразу пришпорил коня. Это доконало бедное животное. Его колени подогнулись, и оно рухнуло на землю. Криспин вылетел из седла, как камень с катапульты, и тяжело перевернувшись через голову, упал на дорогу.