Он снял рубашку и бросил ее на кресло. Его смуглая кожа казалась атласной в мягком рассеянном свете ночника. Рот слегка дернулся, когда Эрвин заговорил снова:
— А сегодня ты так резко обошлась с Самантой только из-за того, что твоя мать — удивительно, не правда ли? — предпочла ее общество твоему.
Джоан зажмурилась, изо всех сил стараясь не расплакаться. Никогда еще она не ощущала с такой силой всю тщетность своих попыток устроить собственную жизнь. Ей не было и девятнадцати, когда Барни Бленнер со своими дорогими костюмами, роскошным автомобилем и ослепительной улыбкой совершенно вскружил ей голову. А всего лишь год спустя ее радужные надежды развеялись как дым, потому что она поняла, что вышла замуж едва ли не за преступника.
Тогда, собрав остатки сил, Джоан построила новую жизнь на обломках старой. Но сейчас, похоже, сил уже не осталось. Она полностью утратила способность бороться. Так что теперь…
Внезапно она услышала шорох сбрасываемой одежды совсем близко.
— Что ты собираешься делать? — воскликнула она, обернувшись к Эрвину.
— А как ты думаешь? — Брюки последовали за рубашкой.
При виде знакомого мускулистого тела Джоан непроизвольно вздрогнула.
— Ты не можешь здесь спать! — Джоан была в панике. — Ведь мы больше не муж и жена!
— Так и есть, — холодно ответил Эрвин. — Но не беспокойся, я смогу преодолеть соблазны, которые ты так щедро расточаешь. Зачем тебе понадобилось сегодня надевать то платье? Чтобы показать, чего я лишился? Извини, на меня это не подействовало. Дай мне лечь.
— Нет! — Джоан снова закрыла глаза, поскольку сейчас Эрвин стоял перед ней уже обнаженным. Она еще крепче вцепилась в простыню, укрывавшую ее до подбородка, потому что на ней самой тоже ничего не было.
Матрац прогнулся под его тяжестью, и Джон пробрал озноб. Чувствовать, что Эрвин так близко, было для нее самой настоящей пыткой.
— Я тоже от этого не в восторге, — сухо заметил Эрвин, гася ночник. — Но Саманта всегда просыпается очень рано. Чуть свет она уже встает и принимается хлопотать по дому. — Джоан почувствовала, как Эрвин набросил на себя другой край простыни. — Если увидит, что мы спим в разных комнатах, она поймет, что что-то неладно.
— И в этом все дело? — не удержавшись, с иронией спросила Джоан. Неужели он совсем не подозревает о ее чувствах?
— На данный момент именно в этом. — Голос Эрвина, доносящийся из темноты, по-прежнему звучал ровно. — Она только недавно начала приходить в себя, и я не хочу причинять ей боль. Том всегда был ее любимцем. Но, разумеется, она одинаково тяжело переживала бы потерю любого из нас. Теперь я остался один, и чувство вины не позволяет мне причинять ей хоть малейшее огорчение. А сейчас будем спать, хорошо?