Вовсе нет. Он лишь задал простейший вопрос:
— Это вы про Йегуду?
Ладно, ладно. Вам претит такая талмудическая казуистика. Вы скажете, что вопрос, который «поруш» задал унтер-офицеру, был находчивым и остроумным способом пустить ему пыль в глаза. Но смотрите: из этой пыли я вышел на Божий свет, как народ Израиля некогда вышел на свободу из пыли египетской пустыни. Так что не ругайте талмудическую логику в присутствии Дэвида Гудкинда.
* * *
А теперь о другом. Где же все-таки сын бедного шамеса достал двести рублей на пароходный билет в Америку — да еще в такой спешке? Я не буду этого скрывать. Папа был честнейший человек, какого я знал, но деньги эти он взял из кассы лесопильного завода, где он служил доверенным счетным чиновником. Владелец завода, старый еврей по имени Оскар Коран, был не из тех людей, которые дарят деньги или ссужают их взаймы. Когда папа брал деньги, он был намерен их вернуть, и он их вернул, даже с процентами; но к тому временя, когда он сделал предложение маме, он еще даже не начал их выплачивать из своего пока еще очень скудного жалованья. Но об этом — позднее. А теперь я расскажу о себе — давно пора.
Моя сестра Ли — колоритнейшая фигура, но если ей хочется оставить по себе память, пусть напишет собственную книгу. Она родилась первая. И очень быстро. Никто никогда не говорил, что она была недоношенной, и однако же, если отсчитывать от дня свадьбы наших родителей, она появилась на свет на три недели раньше, чем положено. Я впервые решил эту конфузную математическую задачу, когда мне было лет тринадцать. О своих вычислениях я поведал Ли (она в это время мыла посуду после шабеса), но она сказала только:
— А, заткни фонтан, болтаешь неизвестно что!
Ей было в ту пору семнадцать лет, и она на всех тогда постоянно огрызалась.
В это время «Зейде» уже приехал из России и жил у нас. Едва успев появиться, он первым делом потребовал, чтобы к главному выключателю было подсоединено реле, которое по пятницам автоматически выключало в квартире все лампочки точно в половине одиннадцатого вечера — для того, чтобы никто не мог выключить свет вручную. В эпоху создания Талмуда электрического освещения еще не было, но раввины конца девятнадцатого века превосходно сумели приспособиться к этому замечательному изобретению. Они постановили, что электричество есть не что иное, как одна из форм огня, который, естественно, запрещено зажигать и тушить в шабес. Никакой проблемы.
Но пятничный вечер имел для Ли огромное значение: в этот вечер она обычно устраивала в гостиной вечеринки со своими знакомыми мальчиками. Казалось бы, неожиданное затемнение в половине одиннадцатого должно было интенсифицировать процесс ухаживания, однако на самом деле все получалось как раз наоборот: ее кавалеров это отпугивало. Она их не предупреждала заранее — небось стеснялась признаться, что у нее дома такое средневековье. Несколько позднее я расскажу о том, каким курьезным образом моя семья приспособила свои религиозные убеждения к «а голдене медине». Мы жили, я бы сказал, сверхнасыщенной еврейской жизнью, но все же ко времени появления в нашем доме «Зей-де» ни Ли, ни я не имели никакого представления о том, что выключатели в пятничный вечер — это табу. Однако же «а голдене медине» или не «а голдене медине», а спорить с «Зейде» мама и папа не стали, и реле было установлено.