Так что пришлось взять огонь на себя.
Когда мы проходили мимо «Барретт, Уорд и Сеймур», я начал:
– Отец?
– Да?
– Я хотел бы поговорить с тобой о… компании.
Отцу стоило огромных усилий не улыбнуться: спортсмены вроде него не расслабляются, пока не пересекут финишную черту.
Нет, это не было моим очередным внезапным порывом. Несмотря на это, я никогда не рассказывал отцу, какими сложными путями пришел к решению влиться в компанию. И не говорил, сколько времени мне потребовалось на это.
В отличие от всех моих остальных решений, это я обдумывал каждый день (и каждую ночь) с того судьбоносного папиного юбилея, который состоялся больше полугода назад.
Во-первых, я решил так потому, что что-то сломалось в моей любви к Нью-Йорку.
Это не тот город, который может вылечить от одиночества. А больше всего мне нужна была именно компания. Место значения не имело.
Наверное, дело даже не в том, что я посмотрел на свою семью другими глазами. Скорее, мне просто хотелось домой.
Я перепробовал так много разного, лишь бы не быть тем, кто я есть.
А я Оливер Барретт. Четвертый. И это никуда не денешь.
1976 год, декабрь
Я уже пять лет живу в Бостоне. Мы работали вместе с отцом, пока тот не ушел в отставку. Первое время, признаюсь, я и правда скучал по адвокатской практике. Но чем больше я работал в «Барретт, Уорд и Сеймур», тем больше осознавал, что то, чем мы с ними занимаемся, тоже имеет колоссальное значение: мы ведь поддерживаем компании на плаву, а значит, обеспечиваем рабочие места. И я очень этим горжусь.
Кстати, об условиях работы: на всех наших предприятиях в Фол Ривер они практически идеальны. Единственное, в чем рабочих преследуют неудачи, – футбол.
Дело в том, что каждое лето на нашем традиционном пикнике рядовые работники играют с командой правления в софтбол[79]. Так вот, с момента моего вступления в должность победам рабочего класса на этом фронте пришел конец. Думаю, они всей душой ждут, когда я уйду на покой.
Газета «Wall Street Journal» не упоминает всех финансируемых нами предприятий. Ничего не пишут, например, о «Булочной Фила»… в Форт-Лодердейл. В какой-то момент холодные и унылые зимы в Крэнстоне осточертели Филу, и он с радостью изменил им с вечным летом во Флориде.
Каждый месяц он мне звонит, и я расспрашиваю его, чем он занят, памятуя, что в тех местах полно красивых женщин. Но хитрец уходит от ответа, ограничиваясь лишь неизменным: «Поживем – увидим». И быстро переводит разговор уже на то, чем занят я.
А уж мне, поверьте, есть чем заняться в свободное время. Я живу на Бикон Хилл, который буквально кишит новоиспеченными выпускниками, и потому найти там новых друзей – раз плюнуть. Причем не только бизнесменов: у меня часто бывают джазовый пианист Стенли Ньюман и почти-что-великий художник по имени Джанни Барнеа.