— Выход бывает из любой ситуации. Другое дело, платить приходится за все. К сожалению, в нашем случае это именно так.
Наташа сделала глоток и, действительно, немного успокоилась.
— И что же делать?
Иван Степанович лучезарно улыбнулся.
— Ну, так уже лучше. Выход простой: Артемий признает свою вину и сотрудничает со следствием. Тогда он получает по минимуму, но я должен сразу предупредить: без реального срока не обойтись, иначе не успокоить Абдусаламова. Посидит года полтора, а там и УДО, тут-то мы поспособствуем, не сомневайтесь.
— Это точно единственная возможность? — неожиданно твердо спросила Наташа.
— Да.
— И что вы хотите от меня?
Иван Степанович слегка наклонился над столом, и, понизив голос, доверительно произнес:
— Поговорите с Тёмой. Убедите, что признание вины — в его же интересах. Поговорите, он должен вам поверить.
Наташа задумалась, машинально перебирая руками смятую салфетку. Наконец, она испытующе посмотрела в глаза Доброму-Пролёткину, тяжело вздохнула и решительно сказала:
— Хорошо. Я верю вам. Обязательно поговорю с Тёмой. Я очень на вас надеюсь, вы же не подведете, правда?
— Ну что вы, — снова расплылся в улыбке советник, — я всегда держу обещания. Всегда.
* * *
Наташа не могла точно сказать, почему так быстро доверилась Доброму-Пролёткину. Посудите сами — человек, которого видишь первый раз, говорит о вещах, способных навсегда перевернуть жизнь, а она так легко соглашается выполнять его указания. Возможно, все дело в красноречии, тонкой манере ведения разговора, убедительности слов и в неосязаемой притягательной ауре, заставлявшей окружающих помимо воли проникаться доверием и симпатией.
Свои возможности Иван Степанович продемонстрировал очень быстро. В восемь утра позвонила секретарь и скучным голосом сообщила, что к Наташиному дому направлена машина, которая отвезет ее к мужу. А вчера, между прочим, в свидании ей наотрез отказали.
Наташа поймала себя на том, что ее волновал не предстоящий разговор с Рудаковым, а то, как он ее встретит. Глупое чувство — неудобно быть свободной и здоровой, когда он тяжело болен и находится в заточении. Возможно, поэтому утренний макияж занял так много времени. Наташа в пятый раз переделывала контур правого глаза — то ей казалось, что выражение получается излишне веселым и жизнерадостным — каково будет несчастному Тёмке видеть такое, то, наоборот, все выходило слишком печально — нельзя же его дополнительно расстраивать!
Наконец, приведя себя в состояние, близкое к идеальному, и придирчиво осмотревшись в зеркало, Наташу вышла из дома. Водитель служебного Форда, который кровь из носа должен был доставить ее на место ровно к десяти, уже находился в паническом состоянии. Зато так быстро по Москве Наташа не ездила никогда. Номера Администрации вызывали инстинктивное уважение ГИБДДэшников, так что полет по встречке с умопомрачительной скоростью позволил добраться до Матросской Тишины за пятнадцать минут — результат, делающий честь даже профессиональному гонщику.