Сергею я не говорю ничего, зачем ему мои болячки, будто своих у него нет. Идем дальше и останавливаемся у траулера типа РТМ.
— Вот, — говорю я. — «Тукан» был тоже таким, это был его близнец…
Я говорю про него «был», как про умершего человека. Хотя погибший траулер лежит на небольшой глубине, его обязательно поднимут, и снова он будет ходить по морям, и в этом он отличается от человека: способностью ожить.
Еще сотня метров — и мой траулер. Сергей с любопытством осматривает скромную каюту, а я складываю в его авоську самодельные балыки — презент ленинградцам.
— Мне нравится у тебя, — говорит Сергей. — Возьмешь к себе матросом?
Соглашаюсь, конечно, и знаю, что матросом Сергей никогда не пойдет со мной в море, но вслух об этом не говорю. Он начнет доказывать, спорить, уверять самого себя, что мечтал об этом давно, вот вернется в Ленинград и будет начальство просить, а то и без содержания отпуск возьмет. Они всегда и все так говорят, мои друзья, не знающие моря. Но по-прежнему справляют службу, радуясь повышениям и премиальным, срываются иногда и подчас тратят силы на деятельность пустую и ненужную им. Они неплохие парни, но бросить все и уйти в море — на это их не хватает. А жаль. Не только моим друзьям, всем парням я прописал бы крещение океаном…
…За километр до Рыбацкого дома нас встретили первые кордоны. А там, за кордонами, в Доме рыбаков, нас ждал Станислав Решевский. Он состоял в похоронной комиссии и обещал встретить меня и Сергея.
Не люблю похорон, но прийти сюда был обязан. Да и из-за Сергея мне следовало сюда прийти. Он художник, пусть узнает другую сторону моря.
В это время разомкнулась синяя шеренга, и человек с красно-черной повязкой на рукаве вышел вперед и принялся отсчитывать новую партию.
Мы рванулись вперед, но после третьего кордона стало ясно, что до Решевского нам не добраться.
Люди стояли группами, отделяясь и сливаясь с толпой, охватившей Дом рыбаков. Говорили громко и тихо, вытягивая шеи, смотрели туда, где из высокого подъезда опускали в толпу гробы. И трудно было рассмотреть что-либо там, дальше, где скопились воедино люди. Они заполонили собой солнечный мартовский день, дом с колоннами, с голыми деревьями площадь и нехотя выпускали из объятий кумачовые машины.
— Главное, только на промысел вышли…
— Салаг, говорят, было много, кто по первому разу.
— Их на каждом судне хватает.
— Может, кто вышел на корму потравить — штормило ведь крепко — и клинкетную дверь за собой не задраил?..
— Всякое могло, кто знает…
— Капитана не нашли?
— Не нашли. И это к лучшему, наверно…