Тут я его узнал, Женьку Федорова. Колыхнула радость, она пришла вместе с неким ущемлением души: ведь Женька был из того мира, где жила Галка и Решевский, и поначалу не успел даже удивиться тому, что Федоров вдруг оказался на мурманской «коробке».
Объяснялось все просто. Набирали в Калининграде перегонную команду для получения новых транспортных судов. Федоров тоже туда пошел. Принял он за кордоном плавбазу «Балтийское море», и, едва судно было готово идти в родной, так сказать, порт, куда ее приписали, из главной конторы пришел приказ: «Море» именовать отныне «Кольским лучом» и следовать сему «Лучу» в славный порт Мурманск. Команду на перегоне не меняли, так Федоров и оказался в Заполярье. А здесь ему предложили остаться на какое-то время, намекнули на капитанскую перспективу. Женька подумал-подумал да и согласился. Тем более терять ему на Балтике было нечего, с год назад он развелся с женой, оставил ей все и потому отвалил за шестьдесят девятую параллель.
— И правильно сделал, — сказал я Женьке, когда мы сидели в его просторной каюте.
И Федоров рассказал, как «Луч» сначала сбегал с грузом продуктов на Остров Свободы, а потом пришел к нам на промысел собирать у траулеров рыбу.
— Правильно ты решил, Жак, — повторил я и легонько похлопал Федорова по плечу. — Наши здесь есть, в Мурмандии, мореходские кореша, а вот из старых корабельных товарищей ты у меня заявляешься первым.
— Проложил ты дорожку, Игорь, вот мы и все, как штыки, ринемся за тобой, — сказал Женька, закусывая вяленым окунем. — Хорош окунек… Пива к нему не повредило б.
— Пиво будет в Мурманске, Жак… Только не думаю я, чтоб остальные «штыки» рванулись с обжитых мест. Они б, может быть, и рады сменить порт приписки, да жены не пустят. Шутка ли, квартиру с коврами бросить, набитые заграничными тряпками гарнитуры. У многих и машины ржавеют в дворовых гаражах, дожидаясь терпеливо, в отличие от некоторых жен, хозяев с моря. Те «штыки», брат Жак, никого уже не заколют… Сточились.
Женька вздохнул.
— Неразрешимая проблема: женщина и море, — сказал он. — Ни жизнь ее не решает, ни романы писателей-маринистов.
— Писатель и не должен ничего решать, — возразил я ему. — Его задача ставить вопросы.
— Ставить вопросы, — проворчал Федоров. — Это куда как легче… Вон и на парткоме, в Запрыбхолодфлоте, мне ставили вопросы. «Почему не пытаетесь сохранить семью… Наблюдались ли между вами трения раньше… В чем вы видите свой моральный долг… Намерены ли помириться… Ваше отношение к семье будущего?» Прямо-таки не партком, а КВН какой-то. Делать им больше нечего, только и разбирать бракоразводные дела. Суд на это есть, суд!