Рябов схватил трубку телефона, который напрямую связывал мостик с машинным отделением.
— В машине! — крикнул он.
Никто не отозвался. Рябову показалось, будто слышит, как шумит вода, врываясь в утробу «Лебедя», но это явная чепуха, ведь никто внизу не снял трубку…
— Капитан!
Рябов повернулся.
В дверях рубки стоял дед Иконьев.
Без фуражки, в замасленной телогрейке, мокрых брюках, на ногах — серые от воды кеды. Вид у стармеха был сверхбичёвский…
«Работяга, — тепло подумал об Иконьеве капитан, — в деле обо всем забывает. И про чистую рубаху не вспомнит…»
— Рефотделение полностью затоплено, но мы его изолировали, капитан, — устало проговорил стармех. — Только пробоина захватила и двойное дно. Вода поступает оттуда в машину… Система не успевает откачивать ее. Наверно, где-то есть еще дырки.
— Так найдите их и заделайте, — резко сказал Рябов.
Никогда не любил он чего-то неопределенного. Если вода поступает внутрь, надо ее откачивать. Если есть пробоина, ее следует обнаружить и ликвидировать поступление воды.
— Где старпом? — спросил Рябов, хотя знал, что сам отослал его с боцманом вниз.
— Готовит цементный ящик, — ответил Иконьев. — Только при наших повреждениях это мертвому припарки.
— Пусть заведут второй пластырь, — распорядился капитан. — Авось он прикроет то, чего не закрыл первый…
Решевский понял, что это распоряжение относится к нему, и ступил на два шага в центр рубки, к штурвалу. И Решевский не ошибся, потому как, увидев его движение, Рябов кивнул.
— Попробуйте спустить пластырь пониже, на стык обшивки и двойного дна.
«Там, видно, и есть нижний край пробоины, — подумал Рябов. — Изнутри его не обнаружить, а вода поступает, она всегда найдет для себя путь…»
— Распорядитесь, чтобы боцман замерил в льялах уровень воды всех трюмов, в форпике и ахтерпике.
— Хорошо, — сказал Решевский и ушел с мостика через левое крыло.
Иван Иконьев молча стоял в дверях, ведущих во внутренние помещения «Лебедя».
«Переживает, — подумал Рябов, — за второго механика переживает… И меня винит во всем. Это уж как пить дать. На берегу так и заявит: в гибели Николая Агапова, моего ближайшего помощника, виноват капитан Рябов. А также в том, что бессмысленно приняли смерть четвертый штурман Федор Алянов и матрос Олег Березенко. Мается дед… А я что, каменный разве? Но права у меня нет даже посочувствовать тебе… Так-то, брат Иконьев. Распустил нюни…»
Вслух он сказал:
— Много воды в машине?
— Выше колена, капитан… И уровень повышается. Зальет динамо — и система откажет. Нечем будет качать…
— А руки тебе дадены на что? — заорал вдруг Рябов, успев заметить, как вздрогнул всем телом вахтенный матрос, которого он оставил на мостике для связи. — Ты что это запаниковал, мать твою в передых, волосан дремучий?! Обосрался с перепугу? Гони людей на ручные помпы… Ведрами таскайте воду из машины! Котелками! Ишь ты, исусики голожопые… «Зальет динамо…» А ты все сделал, чтоб не залило, стармех? Марш в машину! И не выходи оттуда, пока на плитах сухо не будет… Понял?!