Но радист был взбудоражен событиями, и лет ему было немного, тонуть, видать, еще не приходилось, и радист переживал все внове.
— И еще, товарищ капитан, новость… Поляки нас запеленговали.
— Какие еще поляки? — сдвинул брови Рябов.
— Ну те, что на прошлой неделе рядом промышляли… С «Дальмора». Услышали наши аварийные РДО и связались со мной, то есть с нами, с «Лебедем». Вот их текст.
Польское разведывательно-поисковое судно «Дальмор» запрашивало у капитана Рябова характер повреждений, состояние судна, выражало готовность прийти на помощь и сообщало свои координаты. Подписали радиограмму капитан «Дальмора» Август Морозович и его зам по разведке Кшистоф Жачек.
Рябов хорошо знал этих ребят. Не первый раз они оказываются рядом в Атлантике и бывали друг у друга на борту. Но то визиты вежливости и дружбы, а сейчас…
— Отстучи: «Повреждения незначительные. Справимся своими силами. Сердечно благодарим участие». Это все.
— Но как же так? — растерянно проговорил радист. — Они ведь близко… И мы ведь им СОС не даем, они сами…
— Сами с усами, — оборвал Рябов. — Обращение по радио к иностранному судну за помощью равносильно подачи сигнала СОС. Это понятно? Чему вас только в мореходке учат…
— Так они же наши, — упорствовал радист, явно переходя пределы допустимого при разговоре с капитаном. — Это же поляки! Демократы…
— По приходе в порт подпишу вам обходной, Андреев. Не потерплю демагогов на судне. Исполняйте приказ!
Он вернулся на мостик и застыл на прежнем месте у окна. Теперь Рябов отдал все распоряжения. Накачал злостью Иконьева, и тот сейчас дает разгон своим «маслопупам» в машине. Наделил заботой Решевского, убрал его с мостика, где тот мозолил ему глаза. Вовремя оборвал «маркошу», затеявшего «радиолюбовь» с польским судном.
«Ишь ты, умник какой, — подумал Рябов о радисте. — Демократы, видите ли, дружба и прочее. Морское право есть морское право. Спас иностранное судно — гони валюту. Да и нечего нас спасать. Если дырку залатаем — сами выкрутимся. А нет — так и весь флот Атлантики не выручит».
Ему никак не хотелось признаться, что наконец попался и сам он, капитан Рябов. Не имевший за многие годы работы на море и штурманом, и капитаном каких-либо даже незначительных аварий, Рябов окончательно уверовал в собственную исключительность, утвердился в непоколебимой мысли, что все в океане можно предусмотреть, и случайности приходят только к нерадивым, к судоводителям-разгильдяям… Любимым словечком «разгильдяй» Рябов определял любого, кто хоть на йоту отступал от нормы, а нормой был он сам.