Я внимательно смотрела на отца. Его каштановые волосы, основательно выбеленные сединой, ссутулившаяся худощавая спина, съехавшие на нос очки. Раньше операции по восстановлению зрения папа проводил каждые полгода, но из-за постоянной работы за поляризационными мониторами оно вновь уходило в минус, в итоге он-таки смирился и начал носить доисторические окуляры, заявив, что так удобнее, чем наклеивать линзы или постоянно ходить к окулистам.
Сейчас его руки слегка подрагивали, когда он вводил код на сенсорной панели дверцы сейфа.
- Пап, а почему мы не побежали, как все, к люкам эвакуации? - наконец задала я вопрос, мучивший меня с тех самых пор, как прозвенел сигнал тревоги. До этого я уже несколько раз пыталась его задать, пока мы пробегали коридоры и боксы, но отец не давал мне договорить, поторапливая за собой.
-Тэри, слушай меня внимательно. Это была не учебная тревога, - голос отца был предельно строгим и четким. На мгновение остановившись и тяжело выдохнув, он продолжил. - Через несколько часов базу атакует десант мирийцев. Они уже выдвинули свои требования, но наше командование не будет их выполнять...
- Откуда ты знаешь? - своим выкриком я перебила отца
- Подожди. - стараясь быть терпеливым, отец сделал вид, что не обратил внимания на мою реплику, - Сейчас идет эвакуация избранных... это дети из гражданских, зачисленные в летную Академию, и дети военных. Ты не относишься ни к одной из категорий.. пока. Именно поэтому я хочу вживить тебе порты. С тремя JT тебя должны будут взять на корабль, как перспективную. При входе покажи правую руку с имплантами, этого должно быть достаточно. И... - отец резко выдохнул, как перед прыжком. - Постарайся вести себя как мальчик, хотя бы до того момента, пока не взлетите.
- Почему?
Просьба отца меня поначалу удивила. Хотя чаще всего на базе меня и так принимали за пацана: короткие каштановые вихры, вечно исцарапанные руки, разодранная в самых неожиданных местах одежда. Все это - результат драки с мальчишками моего возраста или кульбитов на опорной арматуре. Нет, я не была беспризорницей, и отец меня любил. Просто тяжело талантливому нейрохирургу, ученому, привыкшему к лаборатории Академии, на военной базе, где все подчинено уставу, уследить еще и за столь активной дочуркой. В общем, предоставленная зачастую сама себе, я и так была вылитым мальчишкой, зачем притворяться-то? Но потом подумала, что раз спасать будут только детей военных, которым с рождения ставится особое тату на виске (а такового у меня не имелось и в помине), и гражданских, зачисленных в Академию, среди которых только мальчики семи-десяти лет, просьба отца была весьма актуальна.