— Все ж таки странный ты человек…
— Чем?
— Всем, — хмыкнули Его Высочество, указывая мизинчиком на хвост, который словно невзначай из-под полы плаща показался. — Другой бы рыло начистил…
— Фи, как грубо…
— Ладно, физию отполировал о мостовую и на том бы успокоился. А ты…
— Физию ему, как вы выразились, не раз еще полировать будут. И сие забудется. А вот ночь в компании панны Богушовой — навряд ли… я за индивидуальный подход.
Карета тронулась и Себастьян, стащив платок, отер лицо.
— Как Тиана?
— Чудесно… она удивительная женщина, — Его Высочество улыбнулся теплой живой улыбкой. — Ты не представляешь, до чего она… искренна…
— Я рад.
Матеуш кивнул.
— Просила подарить ей животное, мол, все во дворце с собачками… а я собачек этих терпеть не могу, вечно под ногами шныряют, цапнуть норовят… так и тянет пинка отвесить. На кошачью шерсть меня сыплет… кролика, что ли, поднести?
— Лучше козу, — Себастьян, сдвинув шторку, проводил кладбище взглядом. — У дядьки Стаса Манька скоро окотится. Он аккурат думает, куда бы пристроить.
Припомнив странное существо, которое весьма условно можно было причислить к козьему роду, Матеуш с сомнением поинтересовался:
— А она никого там не сожрет?
— Богурты смирные, — заверил Себастьян, намедни давши слово, что устроит новорожденного козленка в хорошие руки. — Попугать кого — это они всегда и с большой душой, а в остальном — хозяев слушают… они вообще добрые…
…когда сытые.
С другой стороны, навряд ли королевский бюджет сильно пострадает от полулитру молока в день.
— Козу… — Матеуш представил Тиану с козой на поводке, — а что… коза — это очень даже…
…а маменька опять говорить станут, что ненаследный князь плохо на Матеуша влияет. Ежели бы спросили самого Матеуша, он бы заверил, что влияние на него оказывают самое благотворное.
…жить стало веселей.
Грель выберется из склепа на рассвете. Будет он бледен, а в темных волосах появится первая седина. Блуждающий взгляд его остановится на солнышке, по осеннему времени тусклом, низком, скользнет по вершинам полысевших тополей.
— Туда иди, — скажет дядька Стас, кутаясь в безразмерный свой плащ: солнце он не любил и, ежели бы не гость нынешний, кладбищенский сторож давно бы спрятался в хижине.
Грель кивнет.
И двинется к воротам. Идти он будет мелким семенящим шагом, подволакивая левую ногу, а руку прижимая к боку. Холодный осенний ветерок проберется сквозь остатки пиджака, скользнет под измятую, измаранную пылью рубаху…
До самого особняка познаньского воеводы, каковой расположился на противоположном конце Познаньска, Грелю придется идти пешком. Встретит его жена, заплаканная и с булкою в руке.