— Кретов Алексей Федорович, капитан в запасе, товарищ генерал-лейтенант!
— Басалаев Александр Иванович, — ответил генерал, крепко пожимая руку Кретова. — А этого товарища как величают?
— Мой помощник, образцовый конюх и наездник Никифор Сергеевич Колосков.
— Ну, здравствуй, Никифор Сергеевич, рад познакомиться, — сказал Басалаев, и маленькая рука Никифора потонула в широкой генеральской ладони.
Они вошли в небольшую комнату; посреди стоял круглый стол с закуской, графином и рюмками.
— Прошу!
— Спасибо, товарищ генерал-лейтенант, мы уже завтракали.
— Давайте-ка без субординации, товарищ Кретов. Мы с вами вояки на покое…
— Есть без субординации, Александр Иванович, — сказал Кретов, присаживаясь к столу и давая знак Никифору.
— Вы в какой части служили, товарищ Кретов?
— Начал у Кириченки, а затем в шестой гвардейской.
— Да вы же у нас под Варшавой с левого фланга были!
— Так точно!
Рука Басалаева, разливавшего по рюмкам коньяк, чуть дрогнула.
— Ну, за незабываемые дни, капитан!
Генерал с Кретовым встали, чокнулись и одним духом осушили объемистые рюмки. Никифор тоже встал.
Крепкий коньяк ожег ему рот, и, закрыв глаза, он с усилием тянул огненную жидкость.
Он слушал, вбирал в себя каждое слово, произносимое собеседниками. Генерал с Кретовым вдосталь поговорили о войне, вспомнили атаки, штурмы, места великих битв.
Затем заговорили о лошадях. Сокрушались о шестом конезаводе, разграбленном гитлеровцами.
Наконец генерал подошел ближе к делу.
— Колхозные конефермы, — сказал он, — несомненно, возместят к концу пятилетки свои потери, надо только, чтобы этим занимались люди, по-настоящему знающие, любящие коня. Коня надо знать и любить до самозабвения, больше, чем лесковский Голован любил. Тогда и будет толк. Вы читали. «Очарованного странника», а?
— Нет, — признался Кретов. — Я Лескова про мастеров, что блоху подковали, читал, а это не попадалось.
— Прочтите, голубчик, обязательно прочтите. Дивная вещь! Там жеребенок один описан — ну, лучше некуда! Как это… Ага! «Если вы когда-нибудь видели, как по меже в хлебах птичка-коростель бежит — крыла он растопырит, а зад у него не как у прочих птиц, не распространяется по воздуху, а вниз висит, и ноги книзу пустит, точно они ему не надобны, настоящее выходит, будто он едет по воздуху». До чего верно, а?
— Точно! Настоящий конь так бежит, будто земля сама из-под него уходит, а ноги ему без надобности.
— Вот, вот! Обязательно прочтите, там много интересного про коней. Ну, а сейчас, — генерал поднялся из-за стола, — вы, правда, не лесковского жеребца увидите, но скажу, не хвалясь…