…Богуслава обладает еще более дурным нравом, чем Себастьяну представлялось прежде, и при малейшей оплошности спешит иную конкурсантку высмеять, и слова-то находит злые, язвительные. Пожалуй, трогать опасается лишь Габрисию, а та демонстративно княжну Ястрежемску не замечает.
И видится в этом перемирии своя тайна.
Какая?
Иоланта день ото дня бледнеет, на головные боли жалуется и сторонится зеркал…
Габрисия изводит горничных капризами… не то все, пустое, мелкое. И хоть опыт Себастьянов утверждал, что в мелочах многое сокрыто, ныне он оказался бесполезен. Чутье тоже молчало, точнее, оно требовало немедля весь этот балаган прекратить, девиц сдать особой канцелярии, а Цветочный павильон — королевским ведьмакам… и само замолкало.
Ведь сдавали же.
Не могло такого быть, чтобы место это, как и иные, в которых доводилось бывать особам королевской крови, не проверялось. Тогда как вышло, что не почуяли? Или то, безымянное, извратившее саму суть дома, уже почти очнувшееся от векового сна, умело прятаться?
Когда далекие часы, голос которых по некой странности был слышен по всему дому, пробили четыре, Себастьян поднялся. Накинув шелковый халат, в нынешнем, исконном Себастьяна, обличье, изрядно в плечах узковатый, он открыл окно.
Летняя ночь была тепла.
Стрекотали в траве кузнечики. Воздух, напоенный ароматом роз, остывал. Луна светила ярко, и Себастьян с неудовольствием подумал, что халат его, молочно-белый, виден распрекрасно. Но иной одежды, хоть как-то подходящей для ночных прогулок, в гардеробе панночки Белопольской не нашлось. Домашние туфли оказались тесны и норовили с ноги слететь.
— Проклятие, — буркнул Себастьян, когда в пятку впился острый камушек. — На такое я точно не подписывался…
У старого фонтана, почти скрывшегося в зарослях чубушника, ждал Аврелий Яковлевич.
— Опаздываешь, Себастьянушка, — с упреком произнес штатный ведьмак, выдыхая сладковатый дым.
— И вам доброй ночи, Аврелий Яковлевич.
Следовало сказать, что выглядел Аврелий Яковлевич несколько непривычно: в темных парусиновых штанах с заплатами на коленях, в просторной рубахе, перехваченной красным кушаком, с парой лопат, прислоненных к фонтану, и цигаркой во рту.
— Доброй, доброй, Себастьянушка. — Ведьмак отломил столбик пепла и растер его в пальцах. — Эк ты… вырядился… прямо как на свиданьице.
— Издеваетесь?
Себастьян поплотнее запахнул полы халатика, который норовил разъехаться.
— И в мыслях не было. Приметная одежка…
— Какую выдали.
— Ну да, ну да… надо было… как-то вот не подумал. — Недокуренную цигарку ведьмак утопил в фонтане. — Ничего, и так сойдет. Что, мил друг, готов к подвигу?