— Да не я — Танька. У нее сердце от роста отстает. Перебои, аритмия в общем. Потом пройдет.
— Конечно, пройдет, — сказала Флора. — Акселерация, знаешь такое слово?
— Знаю. Эта когда с каланчу. Танька не такая длинная. Чуть повыше меня.
— Нормальный современный рост. Только бы дальше не пошла.
— Не пойдет, — заверил парнишка. — Она с этим завязала. Вот я еще маленько прибавлю.
— По-моему, в школе как раз экзамены? — вспомнил Сергеев.
— Ага. У меня завтра математика.
— И это ты так готовишься?
— А чего готовиться? Я математику все равно не знаю. Вытянут на троечку.
— Как это «вытянут»?
— Как всех, так и меня. По математике вытянут и по физике вытянут, я ее сроду не учил. Биологию сам на пятерку сдам, остальные — на четверки и тройки. Волноваться нечего. Обязательное десятиклассное образование. Можно вовсе не учиться. Все равно аттестат должны дать, на второй год не оставят.
— А вот мы учились, — тихо сказал Сергеев. — Нас не вытягивали.
— Правильно, — сказал парнишка. — Вы десятилетку кончали, чтобы дальше учиться. А я хотел после восьмого работать пойти. Мать пожалел — мечтала, чтобы я все десять кончил. Небось о вузе думала, но это уж маком! Вот и потерял два года. Да я, что ль, один…
Нельзя отказать ему в честности — он вовсе не старался выглядеть лучше, чем был. И наврал он лишь раз, в самом начале, по разве можно требовать от семнадцатилетнего юноши, Ромео, спешащего к Джульетте, признания, что его «мокнули»?
— Какую же ты себе выбрал профессию? — спросила Флора.
— Отцову, — сказал он как о чем-то общеизвестном, что не нуждается в уточнении. — Если б двух лет не потерял, уже бы отплясал в учениках.
— А кем работает твой отец?
— Слесарем.
— И сколько получает?
— Двести. У него седьмой разряд.
— Жить можно.
— Конечно. Только он алименты платит, — сочувствуя тяготам отца, сказал парнишка.
— Значит, у него уже была семья?
— Была. Мы с матерью. Он за меня платит.
— Вон что! — чуть озадачилась Флора. — Но ты же работать пойдешь?
— Ага. Теперь ему легче будет. У меня там две сеструхи-близнецы и бабка старая.
— А ты с отцом часто видишься?
— Часто — не сказать, а вижусь. Он заглядывает, я к нему на завод хожу.
— А он не хочет, чтобы ты дальше учился?
— Это на инженера, что ли? Пять лет мучиться, и на сто десять?.. Отец мне не враг.
«А как же с мечтой? — подумал Сергеев. — До чего ж расчетлив и бесплотен этот посланец из таинственной страны юности! Неплохой, видать, парень, и труд уважает, но почему ему не хочется шагнуть дальше, чем его отец? Экая трезвость в семнадцать лет. А может, я чего-то не понимаю? Не уследил за переоценкой ценностей. В моем детстве слово «инженер» звучало и значительно, и романтично, оно было как пропуск в будущее. Мои родители крепко опечалились, когда поняли, что я не стану инженером. Но сейчас во всем мире молодежь увлекается рукомеслом. Хорошие, умные ребята стремятся делать что-то руками. Им кажется, да так оно и есть, что это дает внутреннюю свободу. Что может быть честнее и лучите «потной работы»?.. И все-таки хочется, чтоб молодой человек стремился к чему-то несбыточному. К чему?.. Полететь на Юпитер или пожать руку инопланетянам, которые, может, еще противнее нас?..» — И Сергееву стало грустно.