Вынул у меня из руки флягу, отдал солдатику, что за спиной стоит. Вот это правильно. Будь я потупее, но притом порезче, мог этой флягой по кумполу навернуть кого. Но мне это не надо.
– Руки опусти и иди по дороге! Побежишь – пристрелят!
Ага, это мне.
– Понял, иду и не бегаю!
Руки я опустил и пошел дальше по дороге. Солдатик перестал мне в спину упираться штыком, но шаги его сзади слышу.
– Эй, земеля, скажи, какое число сегодня!
– Не разговаривать с часовым!
– Да какой ты часовой? Ты что, склад охраняешь? Человек тебя просит сказать, какой день сегодня, потому что со счета в днях сбился. Тебя что, военную тайну спрашивают?
А сзади щелчок железа. Это, да тут серьезно, ну молчу теперь и дальше топаю.
Шагов двадцать прошли, совесть у солдатика включилась, и сказал он, что сегодня понедельник, четырнадцатое.
А что я помню про это число в 1941 году? А ничего. Пролетаем, как фанера над Парижем, и летим дальше. Так мы в молчании топали еще с часок. Железную дорогу пересекли и к городу подошли.
Через дорогу стоит заграждение из кольев и колючки, по бокам еще тоже проволока. И солдатиков побольше. А чуть в стороне такой интересный холмик виден с черной полоской в склоне. А это, наверное, амбразура.
К группе военного народа мы подошли, солдатик отрапортовал, что, дескать, товарищ лейтенант, с третьего поста задержанного доставили, он без документов и вообще какой-то странный. Лейтенант его обратно отослал, а меня спросил, кто я такой и откуда я. Я бодро ответил, кто я, добавил, что из Риги, от немцев сматываюсь. А документов у меня нет. А где – а кто их знает. Нас по дороге бомбили, я под взрыв попал, очнулся, а вокруг никого нет. Ни людей, ни вещей, ни документов.
Ну и пошел своими ногами. Шел и шел, пока не вышел к тому посту, с которого сюда привели. Лейтенант глянул на меня ехидновато и, наверное, что-то хотел сказать ядовитое про мой рассказ, но отчего-то не стал. А скомандовал:
– Сержант Михайлов! Задержанного – в комендатуру!
И теперь меня повели снова, только у солдатика винтовка не такая была, а немножко на «калашников» похожая, только сама подлиннее, а магазин покороче. Обошли мы эту загородку и пошли в сторону города. Кингисепп и в прошедшем времени выглядел не роскошно, сплошные халупы и сарайчики, только собор выделяется, да и тот облупленный.
Пока мы шли, я упорно думал, потому что мне сейчас более серьезный разговор предстоит, надо разное придумать, вроде улицы и прочего. Насчет улицы я много думал и не придумал ничего, кроме как названия Кривая. Про школу я решил сказать, что учиться я начал, но школу не закончил, так как денег дальше не было учиться. Думаю, что прокатит.