Во вторник той же недели Марк-Антуан ожидал с Санфермо, Балби и другими своими венецианскими друзьями представления балета в Фенис-театре. Театр был наполнен тем весельем, что царило в театрах Венеции той зимой, ибо любящие удовольствия венецианцы не так уж тревожились из-за политической ситуации, чтобы отказать себе в развлечениях.
Виконтесса заказала ложу, и Вендрамин, облаченный в сиреневое с серебром платье, с рукой на сиреневой перевязи, сидел с ней вместе с двумя другими мужчинами, в одном из которых Балби признал барнаботто по имени Оттолино. Последний был известным мастером фехтования — одного из тех немногих занятий, которыми патриций мог заниматься, не унижая своего достоинства, — и пользовался дурной славой задиристого дуэлянта.
По окончании представления, хотя и холодной, но замечательной ночью, четверо друзей, игнорируя призывы гондольеров, доносящиеся со стороны маленького бассейна перед главным входом, отправились из театра пешком. В вестибюле они прошли мимо виконтессы, приветливо улыбнувшейся им, в отличие от хмурых взглядов ее кавалеров. Когда Марк-Антуан поклонился ей, то заметил, что Вендрамин повернул голову, чтобы сказать что-то Оттолино, лицо которого прикрывала треугольная шляпа.
Четверо друзей перешли по мосту через канал и проследовали вместе до церкви Санта-Мария Зобениго. Здесь их встретили звуки музыки, доносившейся из казино Ла Беата, где бал был в самом разгаре. Санфермо остановил их у самой двери, которая была увешана цветными фонариками и украшена гирляндами естественных и искусственных цветов. Он настаивал, чтобы вся компания присоединилась к веселящимся на часок-другой. Два других венецианца энергично поддержали его. Но Марк-Антуан извинился. Он немного устал и предпочел бы отправиться к себе.
Таким образом, компания разделилась, и Марк-Антуан один направился в сторону моста Св. Моисея. Еще когда Мелвил желал друзьям доброй ночи и приятного времяпровождения, он заметил промелькнувшие две темные фигуры, спускавшиеся по направлению к Ла Фелис. Он видел, что они пересекли освещенную полоску от открытой двери трактира, и в одной из них узнал Оттолино. Это напомнило ему о движении Вендрамина, полуобернувшегося, чтобы через плечо что-то сказать этому Оттолино.
На мгновение Марк-Антуан заколебался, не последовать ли ему за компаньонами в Ла Беата. Затем, раздосадовав на себя за само появление этой мысли о развлечениях, от которых он уже отказался, Марк-Антуан быстро двинулся вперед. Однако, не пройдя и дюжины шагов, он понял, что те прохожие вовсе не прогуливаются. Они также вдруг ускорили шаги, подобно ему. Он мог не сомневаться, что его преследуют и что беда неизбежна. Он был возле моста Св. Моисея и уже оставалось немного пройти до Пьяцца, где его спасло бы присутствие еще гуляющих людей. Но здесь Марк-Антуан был совершенно один против этих двоих, что следили за ним. Он развернул плащ, в который был плотно укутан этой холодной ночью, и позволил ему висеть на плечах совершенно свободно. Кроме того, он ослабил крепление шпаги, которую, к счастью, захватил. Все это было проделано, не замедляя быстрой поступи. Участившиеся шаги его преследователей быстро стучали по тротуару узкой улочки. Они неумолимо приближались. Итак, если его подозрения верны, почему они не атаковали его сразу? Чего они ждут? Он понял ответ, когда достиг моста Св. Моисея, где, наконец, и произошел короткий быстрый бросок. Они предпочли поставить его в затруднительное положение там, где канал облегчал им задачу тотчас распорядиться его останками.