– Аля, давай прекратим эти пьянки, а то я боюсь, не сдержусь и поколочу кого-нибудь из твоей группы. К тому же мы с тобой ни как не можем из-за этого пьяного угара остаться наедине.
– А тебе хотелось бы? – приложилась к горлышку теплой пивной бутылки женщина – Ну так все завязали. Тем более мне сегодня товар завозить в номер. Поможешь?
К вечеру стали съезжаться челноки со своим товаром. Гостиница стала похожа на Ноев Ковчег. Три часа Бодряков таскал тюки своей женщины, и под конец в номере из свободного места остался один лишь унитаз. Даже на кровати, штабелями были уложены мешки с прессованными джинсовыми куртками. От скрипа скотча, которым челноки перематывали мешки с товарами, по телу жителей ближайших домов поползли мурашки.
– Ну вот мы наедине – лукаво улыбаясь в номер вошла Алефтина, и подойдя к лежащему на тюках Бодрякову, призывно облизала губы.
– Тайм аут до вечера, пойду выпью с кем-нибудь пива и отдохну, а то опозорюсь – извинился герой любовник, ретируясь, что бы вернуться и победить.
«Как говорил Кутузов – отступление это еще не поражение».
Из номера на встречу Бодрякову вывалился Хлыст. Точнее то, что от него осталось после тяжелой работы с похмелья. Они пошли пить разливное пиво, но не дойдя до столиков, Хлыста, спутав его с другим, по заду шлепнул маленький юркий русский челнок из другой группы.
– По аккуратней нужно, а то и по харе можно схлопотать – зачем – то заступился за противного Хлыста Бодряков.
Может он это сделал потому, что после таскания тюков и сам себя уже ощущал частью цельного механизма, а может потому, что…. просто так с усталости. Они уселись за столик и заказали по кружке Гессера. Обиженный за отчет Бодряковым, челнок из другой группы сел к свои знакомым за соседний столик. Через минуту, не дав Сергею Ивановичу сделать больше двух глотков холодного напитка, он подсел к ним.
– Ты, что крутой? – он шлепнул Бодрякова по лицу ладошкой правой руки, положив на стол левую кисть с устрашающим клинком.
«Перехватить руку, и кружкой в лоб? А если не успею?» – Бодрякову вспомнился отец.
– Подожди здесь я сейчас, схожу за деньгами, и проставлю тебе за свою ошибку – схитрил, усыпляя его бдительность Бодряков, выскочив из-за стола побежал в отель, что бы уровнять свои шансы.
Скинув майку, он одел кожаную куртку, и вложив лезвие своего походного ножа в ее левый рукав, пряча рукоятку в кисти, побежал получать с должника.
«Правой крюк в челюсть, а потом поглядим на этого сосунка» – злорадствовал опер предвкушая сладость от мести.
За столиком обидчика уже не было. Хлыст сказал, что он по совету своих друзей слинял. Сергей Иванович пошел к столику к его знакомым проводить дознание. Те стали отнекиваться, а турок, обслуживающий Бодрякова, и все видевший, сразу определил в его левой руке блеск ножа, и стал поднимать шум. Оперу, много наслышанному про зверства Стамбульской полиции, ни чего не оставалось, как ретироваться обратно в гостиницу. Не отомщенное самолюбие, подогретое выпитой из горла бутылкой водки, требовало реванша.