— Обижаете, командир! — усмехнулся Людвиг. — Так и так допросили бы.
— У меня важная встреча в три часа на набережной реки Мойки 48. Нужна машина и прикрытие.
— Через двадцать минут в Бугском переулке. Серый «Тавриец» с грязными номерами. Парень за рулем помнит ваши китайские позывные. Он там, в роте связи служил. Кличка Пауль.
— Хорошо бы, заодно саквояжик мой получить. Это возможно?
— Вы же знаете, командир, для нас нет ничего невозможного! Саквояж в машине Рихарда. Переместим. Еще что-то?
— Да, нет, все, пожалуй, — выдохнул Генрих вместе с табачным дымом. — Рассказывай, не томи!
— Ну, что сказать, командир! Знатную вы себе подружку надыбали. По-хорошему завидую, но, как говорится, все лучшее вышестоящим начальникам.
— Что, так крута?
— Аж, завидки берут! Честное фельдфебельское! Человек один из штаба боевой организации эсеров Наталью Викторовну вашу по фотографии опознал. Он ее знает, как Дарью Конецкую и как Татьяну Жлобину, но дело не в этом. Кличка Бес, девять успешных покушений… Ломов, Карпухин, графиня Половцева, Акимов… Семь эксов. Хазарский промышленный, Донской крестьянский, Кредитный, Георгиевский… И это только то, про что этот «товарищ» знает наверняка. Хладнокровна, умна, соображает быстро, действует стремительно, стреляет метко. Ходят слухи, что излишне жестока, но это ничем не подтверждено. Есть мнение, что из образованных, и чуть ли не княжна или еще кто. Но и это тоже чек без покрытия. О ней мало кто знает что-нибудь наверняка. Скрытная дамочка и конспирирует так, что мало не покажется. Это все.
— Ведете ее?
— Обязательно, но на длинном поводке. Раз опытная, значит топтунов мигом срисует.
— Это да, — кивнул Генрих. — Увидимся завтра. Связь по обычной схеме. Бывай!
* * *
— Ну, ты только никому не рассказывай, хорошо?
Но Натали было не до комментариев. С портрета, выдержанного в коричневых тонах, словно бы сквозь тонкую золотистую дымку на нее смотрел Генрих. Его глаза, его улыбка. Высокий лоб, знакомый прищур. Молод, победителен, полон невероятной энергии и харизмы, одет…
«Бриллиантовые запонки стоимостью в целое состояние… И кто бы это мог быть?»
Она перевернула картину. Как и следовало ожидать, подпись оказалась в правом нижнем углу. З. Серебрякова, седьмое сентября 1938 года…
«Двадцать семь лет тому назад. Марго уже родилась, значит, мать Ольги была замужем. Внебрачная связь? Любовник, портрет которого пишет Зинаида Серебрякова… Генрих Шершнев? Генрих Николаевич или Генрих Романович?»
— Ну, что ты, Ляша! Никому. Честное слово! А как, кстати, зовут твою маму?