— Мою маму, Тата, зовут Ларисой, девичья фамилия Ланская. Еще вопросы?
Ей бы обратить внимание на интонацию, на понизившийся тембр голоса, на синтаксис, наконец, но куда там! Слишком сильные впечатления, слишком много дури в тупой голове. А удар оказался резким и сильным и нанесен был правильно, то есть, квалифицированно и точно. В солнечное сплетение. Но главное — неожиданно.
От мгновенной боли выбило дыхание, и перед глазами поплыли кровавые круги.
— Еще добавить или хватит пока? — Голос Ольги звучал незнакомо, долетал издалека. — Ну?
«Мне же не ответить! Сука! Я же дышать не могу!»
Пока пыталась продохнуть, получила еще пару ударов по ребрам и между ног. Не смертельно, да и боль несопоставима с тем, что испытываешь, получив в «подвздох», но Ольга отработала по ней, как по груше и, судя по виду, едва не кончила от удовлетворения.
— Хорошо тебе, милая? — ну, чистый ангел, а не вдовица. — Тепло, уютно?
— Б… лядь п…
— Подзаборная? — милая улыбка дриады, ясный взгляд, солнечное сияние в волосах.
— Ох!
— Поговорим или начнем с ноготков?
— Т…ы в св…
— В своем ли я уме, Тата? — очаровательная особа, нимфа или вила, нежна, добра безмерно, но пуглива и наивна. — В своем. И не надо изображать святую невинность! Я знаю, Тата, про тебя такое, что легко могу упаковать в крепость или на каторгу. Пожизненно. Ты меня понимаешь, Бес? В твоем досье девятнадцать эпизодов… Пожалуй, и под повешенье подвести — без проблем.
— Сука!
— Капитан-лейтенант Станиславская, но чести, извини, не имею: отдала Дмитрию-покойнику на брачном ложе. Подробности рассказать, ну, типа, куда он, и что я? Нет? Сама знаешь? Вот и ладно. Говорить можешь?
— Да, пошла ты!
— Можешь, — в голосе удовлетворение, в глазах — смех. — Хочешь подраться?
— А вдруг захочу? — говорить было тяжело и больно, но и пасовать не хотелось.
— Что такое «китайская рука», знаешь?
— Допустим.
— Дзесинмон, черный пояс. Хочешь попробовать? — но вопрос такой возможности не подразумевал.
— Не хочу.
— И правильно, — кивок, улыбка. — Сядь, кукла! Слушай! Не перебивай. Пока… пока я не сломала тебе пару костей, ты можешь выйти отсюда целой и свободной. Потом, только боль, Шлиссельбург и виселица. Но не сразу. Будь уверена, я получу тебя в свою собственность на столько, на сколько захочу. Подробности объяснять?
— Чего ты добиваешься?
— Правды, как ни странно. Помнишь у латинян? Правда и ничего кроме правды. Хорошо сказано. Лаконично и по существу. Кто такой Генрих?
— Ты же знаешь, полковник Шершнев.
— А это что? — кивок на портрет.
— Ты же видела, я сама об этом портрете ничего не знала! Ни вчера, ни сегодня.