– А пойдемте, глянем, как полкан со своей бабой устроился! – провозгласила Таисия. – Кофеек небось пьет, в сигаретке себе не отказывает, не то что мы, убогие… Пойдемте, бабы!
Петруненко шагнула к выходу из столовой, несколько женщин шагнули за ней следом. Офицеры, стоявшие перед дверью, неуверенно попятились. Остался стоять полковник Иванченко и капитан Ермаков.
– Что стоишь, не хочешь пускать? – крикнула Петруненко. – Все видели – боится, не хочет… Что ты там прячешь? А? Кто тебя королем тут поставил? Свои звездочки можешь в сральник выбросить, ничего они тут не значат, так я говорю, бабы?
– Та-ак… – прозвучало гораздо громче и явственнее, чем минуту назад.
– Что ты тут за фашистскую диктатуру установил, урод? – распаляясь еще больше, кричала Петруненко. – У нас демократия! Демократия у нас! Так я говорю?
– Та-ак! – теперь уже и несколько мужских голосов присоединились к воплю. – Та-ак!!!
– А выборы устроить! Выборы! – Петруненко уже кричала изо всех сил, надсаживаясь. Ее лицо покраснело, шея напряглась. Во все горло: – Выборы покажут! Выборы! Чтобы по справедливости! Не хотим жрать из общего котла эту мутотень… Не хотим же?..
– Нет, не хотим!..
– Пусть все запасы поделят. По-честному поделят, поровну. И каждая хозяйка пусть сама готовит на свою семью что захочет. Так?
– Так!!!
– И курить чтобы не запрещали! Моду взяли – запрещать! Долой! Выборы! Выборы!
– Вы-бо-ры! Вы-бо-ры! Вы-бо-ры! – подхватили уже несколько десятков женщин и несколько мужчин, как показалось полковнику Иванченко.
– Пусть полкан сразу выбирается из хором, пусть поселится в кубрик, как все. Или даже в казарму к солдатикам, ничего, потерпит его шалава, вон уже две недели в люксе живет… Пусть теперь отвыкают! – Петруненко кричала, размахивая руками, словно дирижировала толпой, и толпа начинала вести себя, словно единый организм, словно животное, которому указали жертву. Еще немного, и эта тварь бросится вперед, сметая все на своем пути, устанавливая справедливость и порядок.
– Уйди с дороги, ублюдок! – крикнула Петруненко полковнику Иванченко. – Ты не можешь стоять на пути всего общества, не имеешь права! Ты никто – сучок с погонами, и все! Я не служу в армии, и армии уже нет. Значит, нужно все решать голосованием. Справедливо и честно!
– Честно-честно-честно… – рычала толпа.
Контрактники, рядовые и сержанты, пока держались в стороне, им пока было непонятно, как можно такое кричать в лицо полковнику – самому полковнику, коменданту базы. Им и в голову такое не могло прийти, дисциплина, вбитая в голову, понятия субординации, угроза наказания делали невозможным неповиновение Иванченко, но постепенно в их головы пролезет мыслишка – а ведь правда, ведь теперь за полковником не стоит вся армия и все государство. Теперь ничто не угрожает любому, кто пошлет Иванченко подальше.