– Да я же тебя, суку… – Петруненко ощерилась. – Я же тебя и твою бабу… и щенка… Мы все… Все мы… Мы…
В закрытом помещении выстрел из ПМ грохнул оглушительно, пуля ударила Таисии Петруненко в бедро, швырнула женщину на пол.
– Справедливости хочешь? – спросил полковник и поднял пистолет, направив его дулом на замершую толпу. – Все вы хотите справедливости?
Петруненко истошно кричала, схватившись за ногу, кровь текла на пол, растекалась лужей.
– Все поделить? Сигаретку после кофе? Пятьсот хозяек на кухне?.. – Полковник усмехнулся, рассматривая женщин поверх ствола пистолета. – Демократия?
У него в пистолете осталось семь патронов. Если сейчас толпа на него бросится, то он не успеет выпустить даже эти семь патронов. Его порвут в клочья, а потом… потом разнесут здесь все, кто-то доберется до оружейного склада и станет наводить порядок… И даже, может, наведет. Ценой нескольких сотен жизней. Или всего нескольких десятков.
– Вы что, не понимаете? – спросил Иванченко, опуская оружие. – Вы не понимаете, что ничего еще не кончилось, что это… – он обвел левой рукой помещение столовой, – что это – не вечное убежище, что запасов здесь не бесконечное количество, а всего… всего на полгода. На шесть месяцев. А потом… Потом мы или придумаем, как жить дальше, или передохнем все в этом бункере. Превратимся…
Петруненко кричала, мешая говорить, сбивая с мысли, отвлекая толпу. Ее муж бросился к жене, чтобы зажать рану, перевязать, полковник оттолкнул его, а когда тот снова попытался – ударил ногой в лицо. Сильно, без жалости. Вскрик, хруст ломающейся кости.
– Она спросила, почему я отдаю приказы и почему вы должны их выполнять? Так? Вы ведь тоже хотите это знать… – Полковник снова поднял пистолет, указал на одну из лейтенантских жен, замершую в первом ряду. – Ты кричала? Ты хочешь справедливости? Ты знаешь, что воздух, которым ты дышишь, может закончиться? Осознаешь это? В любой момент. Выйдет из строя какая-то система, и все…
Полковник перевел оружие на другую женщину, жену прапорщика из продовольственной службы.
– Ты хочешь перебраться в апартаменты начальника базы? Хочешь свободы в этом бункере? Свободы делать что вам заблагорассудится? Так?
Кричала Петруненко, глухо стонал ее муж, пытаясь ладонью остановить кровь, текущую из сломанного носа, ребенок спрашивал у матери, что это выстрелило, а мать не отвечала…
– Я не позволю вам подохнуть, – сказал Иванченко. – Я не позволю вам убить друг друга… Не для того я взял грех на душу…
Полковник вспомнил, как умирали люди на лесной дороге, как он отказался принять в бункер хотя бы детей из спецколонны. Как дергалось тело генерал-майора Федорова, когда кавказский кинжал, отделанный серебром, все-таки протиснулся между его ребрами и достал до сердца.