Суровая мужская проза (Бондаренко) - страница 88


Через полтора часа всё было готово к старту.

– Ложись, Вова, – тихонько дёрнув за длинную плетёную уздечку, вежливо предложил Лёха. – Не капризничай, дружище. Не стоит.

– Хр-р-р-р, – нервно подёргивая левой тощей ляжкой, заявил верблюд. – Шр-с-с-с…, – а после этого презрительно и смачно сплюнул в сторону.

– Ну, ты, брат, и даёшь. Хорошо еще, что не мне в физию. Спасибо, конечно…. Но, тем не менее, не одобряю. Прям, не мужественный «корабль пустыни», а цаца самая натуральная и капризная. Типа – насквозь гражданская…. Ну-ка, взгляни мне в глаза. Взгляни-взгляни…. Хороший такой взгляд. Цепкий и знакомый. С характерным лукавым прищуром. Как и у нашего Владимира Владимировича Путина. А это, как известно, дорогого стоит…. Да и твой коротенький «чубчик» на затылке. Я, кажется, начинаю верить во всякую навороченную индийскую хрень. Ну, и в тибетскую хренобобь, ясен пень…. Гы-гы-гы! Отставить – неполиткорректные шуточки и дурацкие подколы…. Ложись, Володенька, ложись. Не позорь меня, Вовочка, перед коллегами по благородному ремеслу. Ну, пожалуйста, мил-дружок губастенький…. Вот, молодец. Хороший мальчик. Натуральный красавчик замшевый…. Всё, кажется, угнездился. Вставай, Вова…. Эй, ты уснул? Поднимайся, бродяга! Сейчас за ухо дёрну…

– Ио-йо-йо! – задорно и язвительно завопив, верблюд резко встал на задние ноги.

Лёха, конечно, будучи человеком опытным, предполагал такое развитие событий, но – тем не менее – чуть не улетел вперёд.

– Вот же, сука игривая и пархатая…

– Ио-йо-йо-йо! – не менее резко выпрямил передние ноги верблюд.

– Ничего себе, фортель. Чуть назад, к маме нехорошей, не выкинуло…. Ладно, Вовчик, извини – за «суку пархатую». Был неправ. Погорячился. Проехали…. Ну, чего стоим? Кого ждём? Догоняем ребят, догоняем. Сушёные финики, ясная табачная лавочка, с меня…


Плотно и по-взрослому навалился жаркий и безжалостный – в своей африканской духоте – день.

Едкий, чуть солоноватый пот, размеренно текущий по лицу и всем остальным частям тела. Безостановочно-пульсирующий жар в области темечка. Бестолковое и усыпляющее покачивание между двумя мохнатыми горбами. Надсадный хрип верблюда, временами переходящий в утробное и жалостливое икание.

«Икает, морда слюнявая? Ага, есть такое дело», – лениво текли в голове отрывочные мысли. – «А ещё что-то нервно подёргивается под моей левой ляжкой. Нервно, болезненно и жалостливо…. Что это такое? Верблюжья усталая селезёнка, понятное дело…. Воздух стал каким-то избыточно-сухим и колючим. В горле нестерпимо першит…. Где же фляжка с волшебным «пустынным» напитком? Отстегнулась и потерялась? Нет, просто, слава Богу, сбилась на ремне. Сейчас, только пробочку отвинчу…. Божественно, мать его растак. Смесь – один к трём – пальмового сока и кипятка. С несколькими каплями сока апельсинового…. Жарко, жарко, жарко. Хорошо ещё, что мы переоделись в просторные берберские джуббы. Они, безусловно, градусов семь-девять «скрадывают»…. Чёрт. Юго-восточный ветер, усиливаясь, размеренно бросает в физиономию пригоршни мелкого горячего песка. Всё бросает, сволочь, и бросает. Гнида упорная и бездушная…. Ничего, на такой паскудный случай у нас шешем имеется. То есть, его свободный конец длинной в сорок-пятьдесят сантиметров. Именно им здесь и закрывают рот и нос от наглого «песчаного» ветра…. Обед? Увы, но отменяется. Маххамад-младший сказал, что обед (вместе с полдником), переносится на ужин. Мол, в Сахаре так издревле заведено. Не нами заведено, не нам и отменять. Оно и правильно. Кушать в такую жару, на солнцепёке? Нет, не хочется. Даже слегка подташнивать начинает – от одной только мысли о еде…. Болтает-то как, мамочка моя. Всё качает и качает. Даже голова начала кружиться. В пояснице противно покалывает. Кобчик, такое впечатление, слегка онемел…. И как наш проводник умудряется в таких невообразимых и гадких условиях выдерживать правильное направление? Чудеса в решете, да и только…. Миражи? Имеются, наверное. Как же иначе? Но нет сил – обращать на них внимание. Никаких. Наплевать и растереть…».