— Да лей воду! Больно! На руки лей!
Чекист оторопел — тряпки в шкатулке загорелись прямо на его глазах, что было невероятным. Вначале от них повалил дымок, потом показались маленькие язычки пламени.
— Да лей же воду!!! Быстрее, чтоб тебя!!!
Мойзес корчился от боли, вопил и сквернословил, но руки из пламени не выдергивал. Бокий тут же опомнился, схватил большой графин с водой и выплеснул его содержимое прямо на багровые руки, отчаянно тряся, будто от этого живительная влага могла вылиться быстрее. Пламя погасло, лишь дым пополз по комнате да запах горелого мяса и тряпок забивал ноздри.
— Уйти от меня хотел, падло. Сам в огонь полез…
Хриплый голос Мойзеса походил на клекот, и Бокий вздрогнул, выходя из ступора. И непроизвольно отшатнулся, сделал шаг назад, подальше от стола, дымящейся шкатулки и торжествующего хохота подельника. А тот продолжал негромко говорить, но с ужасающим смехом, от которого в жилах леденела кровь:
—
Нитьхотел порвать, в огонь кинулся. Да только кто-то успел его вытащить!
Вязочканаша крепнет, крепнет! А, Глебушка?
Бокий отступил еще на пару шагов от жуткого стола, чувствуя, что еще немного, и мочевой пузырь даст слабину. Он впервые испугался Мойзеса, до ужаса, до дрожи в коленях, чуть не обгадившись, поняв только сейчас, с
кемимеет дело.
— Мы с ним «ниточкой» связаны. Хоть пулю в лоб пускай, но от меня не уйдет. Тело не нужно, зато кое-что другое вытащу…
Мойзес осекся, потом торжествующе засмеялся, подняв на начальника ледяной глаз, подернутый безумной пленкой. Тот машинально отступил на шаг, тщетно попытался спрятать страх. Не удалось — в уши ударил хриплый каркающий смех старого ворона.
— И с тобой мы теперь «веревочкой» связаны, Глеб. Так что соскочить не надейся и на пулю не полагайся. За мной тогда пойдешь!
Потянеттебя следом! Вот так-то. И будь добр, сходи за доктором, руки у меня обгорели, лечить нужно срочно. Придумай что-нибудь, скажи ему, мол, самовар, ха-ха, опрокинули или чайник…
— Хорошо, Лев. Я сейчас!
Бокий с замирающим сердцем и немалым облегчением в душе выскочил из кабинета, тщательно прикрыв за собою толстую дверь. Рукавом вытер пот и с безнадежным отчаянием в осевшем голосе пробормотал:
— Гребаный колдун! Ох, попал я так попал…
Иркутск
(30 июля 1920 года)
— Что ты творишь?!
Тело само рванулось вперед, быстрее, чем промелькнула мысль и тем более были выкрикнуты эти слова. Рука Арчегова хлестанула по нагану, и генерал тут же навалился всем телом. В голове молнией мелькнула мысль: «Не выйдет, ствол уже в сторону ушел. Руку себе только продырявит в худшем случае!»