Просьба монарха дать наган показалась Константину Ивановичу более чем странной, а потому генерал заранее напрягся — как бы чего не выкинул «любезный друг».
Предосторожность выручила — курок сухо щелкнул. Мики его успел потянуть, вот только ствол уже был направлен не в сердце, а в голубое небо, выворачиваемый из пальцев крепкой генеральской рукой.
— Твою мать!
К великому удивлению Арчегова, выстрела не прозвучало. Константин Иванович сграбастал одной рукою наган, а другой неудавшегося самоубийцу. Все раздражение последних дней и часов вылилось в вычурную матерную тираду, и лишь потом прозвучали нормальные слова:
— Ты что творишь? С «катушек» съехал?
Генерал сильно тряхнул за плечи смертельно побледневшего монарха, мысленно вознеся к небесам благодарность за столь своевременную осечку. Вздохнул с облегчением, будто сто пудов с плеч скинул. Осмотрелся — к ним, заметив непонятную возню у лавки, рванулись охранники.
— Назад, — скомандовал генерал, махнув им рукою, — мы тут шуткуем. Правильно, Михаил Александрович?!
— Так точно, шутим понемногу, — еле прошепелявил монарх, приходя в себя от случившегося. Все же страшное дело — по собственной воле к смерти прикоснуться и живым остаться.
— Дал бы тебе в морду, да только Заратустра не позволяет, — с улыбкой прошипел ему в ухо Константин. — Еще лучше выпороть за такие идиотские шутки! Ты что творишь?! Мало тебе кругом крови пролито, своей добавить захотел?! Раз дали возможность жить, так живи, дурью больше не майся! Ты за миллионы людей сейчас в ответе…
Константина заколотила лихорадочная дрожь по всему телу — после выплеска чудовищной дозы адреналина начался «отходняк». Покосился на императора — тот тоже трясся, прикусив губу, однако смертельная бледность стала сходить со щек, окрашивая их в чуть розоватый цвет.
— Прости, сам не знаю, что на меня нашло. Какое-то затмение…
«Как некстати… И как вовремя. А ведь покойный Семен, падла такая, из ведьмаков. В другое время не поверил бы, но не тут. Хватило с одной „сладкой парочкой“ пообщаться, что намертво одной веревочкой повязана. Мойзес и Фомин, чекист и танкист, колдуны поганые, мать их за ногу!»
Арчегов покосился еще раз — Михаил Александрович дрожащей рукою зажег спичку, кое-как закурил, папироса ходила ходуном. И словно ударило, мысли забились холодным ключом.
«А ведь и Мики с ними связан на этой почве, не иначе. Ведь он тоже не должен жить?! Может, его следом
затягивает?Твою мать!» Арчегов вытер выступивший на лбу пот рукавом мундира, не заметив такого весьма неприличного поступка. Впервые генерал пожалел о том своем решении, оно показалось ему скоропалительным и опрометчивым.